1. Между антропологией и психологией преступницы существует полная аналогия. Подобно тому как от массы преступниц, у которых обыкновенно наблюдаются лишь немногие и незначительные признаки вырождения, отщепляется группа с более резко и богато выраженными, чем у мужчин-преступников, признаками, точно так же из общего числа их выделяется небольшой кружок лиц, отличающихся более интенсивной испорченностью, чем мужчины, и сильно превосходящих в этом прочих преступников, которых до преступления доводит в большинстве случаев постороннее внушение и у которых обыкновенно нравственное чувство более или менее сохранено. Группа эта и есть врожденные преступницы, испорченность которых находится в обратном отношении к их числу. "Всевозможные наказания не в состоянии воспрепятствовать этим женщинам нагромождать одни преступления на другие, и их испорченный ум гораздо находчивее в изобретении новых преступлений, чем суд в придумывании новых наказаний" (Conrad Celtes); "женская преступность имеет более циничный, жестокий, испорченный и ужасный характер, чем мужская" (Rykére); "женщина, -- говорит итальянская поговорка, -- сердится редко, но более метко, чем мужчина" (Di rado la donna écettiva, ma quando lo é lo è più dell"uomo). Конфуций когда-то сказал, что "на свете нет ничего, что более портит других и само подвергается порче, чем женщина". Известно изречение Эврипида: "Страшна сила волн, пожирающего пламени, ужасна нищета, но страшнее всего женщина". Испорченность женщины преимущественно сказывается в двух особенностях ее преступлений: в их множественности и жестокости. 2. Множественность преступлений. Многие врожденные преступницы отличаются совершением преступлений не одной, но нескольких категорий, а некоторые из них являются исполнительницами двух родов преступлений, которые у мужчин взаимно исключают друг друга, именно отравления и убийства. Маркиза de Brinvilliers обвинялась в одно и то же время в отцеубийстве, отравлении из жадности и мести, клевете, детоубийстве, воровстве, кровосмешении и поджоге. Enjalbert была осуждена за клевету, нарушение супружеской верности, сводничество, кровосмешение и убийство. Она отдала на растление свою дочь собственному сыну для того, чтобы сделать его помощником в убийстве своего мужа. Goglet была проститутка, воровка, мошенница, убийца и поджигательница, a F. занималась проституцией, сводничеством и обвинялась в воровстве, клевете и кровосмешении; G. Bompard была осуждена за проституцию, воровство, мошенничество, клевету и убийство, a Trossarello -- за проституцию, воровство, нарушение супружеской верности и убийство. История приписывает Агриппине следующие преступления: нарушение супружеской верности, кровосмешение и побуждение к убийству, а Мессалине -- супружескую неверность, проституцию, побуждение к убийству и воровству. Одна 17-летняя проститутка, которую наблюдал Ottolenghi, была осуждена за воровство, укрывательство, совращение и разврат малолетних, отравление и убийство, а другая -- за нарушение супружеской верности, отравление и побуждение к убийству. Последняя занималась в то же время и трибадией. 3. Жестокость. Врожденная преступница превосходит преступника в другом отношении, именно в рафинированной жестокости, с которой она совершает свои преступления. Ей недостаточно, что враг ее умирает; она должна еще насладиться его смертью. В итальянской шайке разбойников "la Taille", возникшей на юге Франции, женщины обнаруживали большую, нежели мужчины, жестокость при истязании пленников и особенно пленниц. Tiburzio убила свою товарку во время ее беременности, бросилась затем на труп ее, рвала зубами ее мясо и бросала откушенные куски своей собаке. Chevalier убила одну свою беременную родственницу, загнав ей в голову через слуховой ход вилку. Р. не удовлетворилась ранами, которые она наносила своим вероломным любовникам, находя это слишком легким наказанием для них: она ослепляла их, засыпая их глаза мелким стеклянным порошком, который она приготавливала, разгрызая собственными зубами стеклянные вещи. Известная Д. облила своего любовника, изменившего ей, серной кислотой. Когда ее на суде спросили, отчего она не прибегла для мести к ножу, она ответила: "Для того, чтобы лучше дать ему почувствовать всю горечь смерти". София Ganthier замучила насмерть медленными истязаниями семь мальчиков, доверенных ей для воспитания. Мы находим в истории всех времен многочисленные примеры жестокости, соединенной со сладострастным темпераментом, у женщин, находившихся на высоте власти. Кроме всем известных Агриппины, Фульвии, Мессалины и Елизаветы мы приведем еще следующие случаи. Аместрис выпросила себе у Ксеркса, обещавшего исполнить ее просьбу, выдачу матери своей соперницы. Когда это было исполнено, она отрезала несчастной женщине грудные железы, уши, губы и язык, бросила отрезанные части на съедение собакам и в таком виде отослала ее домой. Парисатида, мать Артаксеркса, приказала разрезать на части свою соперницу, а мать и сестру ее зарыть в землю живыми. Кориана, хваставшего, что он убил Кира, она истязала и мучила в продолжение десяти дней. Возлюбленная китайского императора Кион-Син (1147 г.) приказывала разрезать на части всякую женщину, которая удостаивалась ласк ее развратного любовника, варила их и отсылала к отцу своей жертвы, которого потом постигала такая же участь. Беременных женщин она приказывала разрывать на части живыми. Но высшую степень жестокости мы находим у женщин-матерей, у которых наиболее глубоко коренящееся в человеческой натуре чувство перерождается в ненависть. Hoegeli погружала в воду головку своей девочки во время наказания ее, чтобы заглушить ее крики. Однажды она ногой столкнула ее со всех лестниц, вследствие чего у ребенка сделалось искривление позвоночного столба. В другой раз она ударила ее по плечу с такой силой, что причинила вывих его. Превратив таким образом постепенно свою дочь в урода, она стала ее звать в насмешку верблюдом. Во время болезни ее, чтобы унять ее плач, она лила ей на голову ледяную воду, клала на лицо тряпки, испачканные испражнениями, и заставляла в течение многих часов вслух повторять: "Дважды два -- четыре". Kelsch также погружала лицо своего сына в испражнения, заставляла проводить его на балконе холодные зимние ночи в одной сорочке. Екатерина Hajes, убив своего мужа, отрезала голову его перочинным ножом (Griffith North American Review, 1895); Smith отравила восемь детей. Кокотка Stakenburg начала истязать свою дочь на 42-м году, когда поклонники покинули ее. "Я терпеть не могу девочек", -- говорила она. Она подвешивала ее под руки на одеяле, била молотком по голове, прижигала утюгом и однажды, избив ее палкой досиня, стала насмехаться над ней, говоря: "Теперь ты маленькая негритянка". Rulfi заставляла голодать свою маленькую девочку и, чтобы усилить ее мучения, принуждала ее присутствовать за столом во время своих обедов. Она пригласила для нее учителя с единственной целью иметь возможность бранить и бить ее, когда та не знала своих уроков, что при таком содержании ребенка было, конечно, не редкостью. Она связывала ее и заставляла младших братьев колоть ее булавками, чтобы к физической боли присоединить еще чувство унижения. Каким же образом объяснить себе подобное зверство в характере преступниц? Мы уже видели, что даже у нормальной женщины болевая чувствительность меньше развита, чем у мужчины, а сочувствие чужому страданию находится, как известно, в прямой зависимости именно от нее, так что оно не имеет места там, где чувствительность эта совершенно отсутствует. Далее мы выяснили, что у женщины много общего с ребенком: она обладает слабо развитым нравственным чувством, ревнива, злопамятна и старается выразить свою месть в рафинированной, жестокой форме -- все это недостатки, которые у нормальной женщины более или менее уравновешиваются и нейтрализуются чувством сострадания, материнством, меньшей страстностью в половом отношении, физической слабостью и более слабой интеллигентностью ее. Но если болезненное раздражение психических центров возбуждает дурные инстинкты и требует себе какого-нибудь исхода, если способность сочувствовать чужому страданию и материнская любовь отсутствуют, если, наконец, сюда еще присоединяются, с одной стороны, сильные страсти и потребности, являющиеся следствием чрезмерной похотливости, а с другой -- развитой ум и физическая сила, дающие возможность приводить в исполнение дурные замыслы, то ясно, что полупреступница -- существо, каким является нормальная женщина, -- должна легко превратиться во врожденную преступницу, более страшную, нежели любой преступный мужчина. Какими ужасными преступниками были бы дети, если бы им были знакомы сильные страсти, если бы они обладали физической силой и развитым умом и если бы, наконец, их тяготение ко злу усиливалось бы еще вследствие болезненного возбуждения! Женщины -- взрослые дети: дурные инстинкты их многочисленнее и разнообразнее, чем наклонности ко злу мужчин, но они находятся у них почти в латентном, скрытом состоянии; если же они возбуждаются и просыпаются, то последствия этого, конечно, должны быть самые ужасные. Врожденная преступница представляет собою, кроме того, исключение в двойном отношении: как преступница и как женщина. Преступник сам по себе является ненормальностью в современном обществе, а преступная женщина есть еще исключение и среди преступников, ибо естественная атавистическая форма преступности у женщины есть не преступление, а проституция, так как примитивная женщина более проститутка, чем преступница. Поэтому преступница, как двойное исключение, должна быть вдвое более чудовищной. Мы уже видели, как многочисленны причины, предохраняющие ее от преступления (материнство, сострадание, физическая слабость и пр. и пр.); если поэтому женщина, несмотря на все это, совершает все-таки преступления, то ее нравственная испорченность, побеждающая все эти препятствия, должна быть поистине чудовищна. 4. Чувствительность и мужские черты характера. Мы видели, что у преступниц наблюдается усиленная чувственность -- черта, также приближающая их к мужчинам. Этим объясняется, почему у всех подобных женщин ко всем их преступлениям обязательно присоединяется проституция. Эротизм является у них центром, вокруг которого группируются обыкновенно прочие особенности их преступной натуры. Так, например, у Р. М., Марии Вr., Dacquignié, Béridot и Aveline"ы чувственность их связана с большой импульсивностью желаний и поступков; у Star, Zeile и Bouhors она комбинируется с такими мужскими чертами характера, как мужество, энергия и пр., а у Марии В. -- с мужскими вкусами и наклонностью к употреблению спиртных напитков и курению табака. У Gras эротизм уживается рядом с полумистической религиозностью, так как на ее аналое найдены книги духовного содержания вместе с рукописями самого грязного и циничного содержания. Наконец, у Cagnoni, Stakenburg и Hoegeli мы находим вместе с сильной чувственностью отвращение к материнским функциям, что напоминает нам некоторых животных, которые ожесточаются во время течки против своих собственных детенышей: у таких женщин течка длится, так сказать, круглый год. Очень часто мы встречаем у чувственных натур наклонность к праздной жизни, полной приключений, и к самым необузданным удовольствиям. Так, Bompard призналась, что лучше готова была идти на каторгу, чем взяться за какой-нибудь труд. То же самое мы можем сказать относительно Traikin, Star и многих других преступниц. У Lafarge эта страсть выражена в более тонкой форме -- именно в виде стремления жить роскошно в большом городе и быть окруженной толпой поклонников. Это желание и породило в ней план убить своего мужа, который взял ее с собой в деревню, в одиночество, и вернуться в Париж богатой вдовой. Достигшая такой силы чувственность многих преступниц, являющаяся ненормальной для обыкновенной женщины, становится у них источником пороков и преступлений и причиной того, что они превращаются в негодные к общественной жизни существа, стремящиеся только к удовлетворению своих сильных страстей и напоминающие собою необузданных дикарей, половой инстинкт которых еще не дисциплинирован цивилизацией. 5. Аффекты и страсти. Особенно тяжким признаком вырождения является у многих преступниц полное отсутствие у них материнской любви. Знаменитая американская воровка и обманщица Lyons убежала из Америки и оставила на произвол судьбы, несмотря на то что была очень богата, своих детей, которые без общественной благотворительности умерли бы от голода. Bertrand совершенно забросила своего ребенка в раннем возрасте его, нисколько не заботясь о его пропитании и одежде. Enjalbert отдала на растление свою дочь собственному сыну. Fallaix, с целью удержать около себя своего любовника Dubon"a, содержавшего ее и всю семью ее и желавшего порвать это отношение, заставила свою собственную дочь отдаться ему, после того как последняя сопротивлялась этому в течение пяти дней. Когда же Fallaix заметила, что любовнику пришлась очень по вкусу ее дочь, она воспылала к последней ревностью и истязала ее до тех пор, пока та не умерла. Boges, любовник которой изнасиловал ее дочь, спокойно присутствовала при их половых сношениях и принудила последнюю, когда та забеременела, произвести себе выкидыш. Маркиза Brinvilliers пыталась отравить свою 16-летнюю дочь из ревности и зависти к ее красоте. Gaaikema отравила свою дочь с целью воспользоваться ее капиталом в 20 000 франков. F., шпионка, проститутка, воровка и утайщица, обвинявшаяся также в клевете и сводничестве, женила своего любовника на своей предварительно про-ституированной дочери, но воспретила им всякое половое общение. Когда же супруги ослушались ее и провели вместе одну ночь в гостинице, она устроила так, что они были арестованы полицией, что ей было нетрудно ввиду ее близких отношений к последней. Trossarello призналась, что любила детей своих не более, чем котят. Другим доказательством отсутствия материнской любви у большинства преступниц служит то обстоятельство, что они очень часто делают соучастниками своих преступлений своих собственных детей. Это тем более поразительно, что проститутки, наоборот, всеми силами стараются обеспечить своим дочерям честное, незапятнанное существование. О Enjalbert мы уже говорили. Léger в сообщничестве со своим сыном убила соседку свою с целью ограбления ее. D"Alessio заставила дочь свою помочь ей в убийстве своего отца, a Meille навела сына на мысль умертвить своего отца. Из этих фактов следует, что для подобных женщин их собственные дети чужды им и что они, вместо того чтобы окружить их любовью и защитой, смотрят на них как на орудия своих страстей, подвергая их тем опасностям, которых сами боятся. Один из нас знавал содержавшуюся в тюрьме некую Marengo, воровку с habitus"oM кретина, которой передали в камеру ее грудное дитя. Однако, несмотря на то что ей было решительно нечего делать, она не захотела кормить своего ребенка, говоря, что "ей это скучно", и последний чуть не погиб от голода, так что его пришлось отлучить от груди и кормить искусственно. Это полное отсутствие всякого материнского чувства возможно понять, если припомнить, что врожденные преступницы наполовину мужчины благодаря целому ряду чисто мужских черт в их характере и что влечение их к жизни, полной наслаждений, несовместимо с функцией материнства, состоящей из одних жертв. Женщины эти не чувствуют, как матери, ибо антропологически и психологически они более принадлежат к мужскому, чем к женскому, полу. Они были бы отвратительными матерями из-за своей очень сильной чувственности, которая находится, как мы это только что заметили, в противоречии с материнством. Как могли бы они, вполне одержимые своею страстью удовлетворения своим многочисленным желаниям и низменным, похотливым инстинктам, быть способны на самоотверженность, терпеливость и преданность, которые лежат в основе материнства? В то время как у нормальной женщины половой инстинкт всецело подчинен материнскому и она, будучи матерью, отказывается от ласк любовника или мужа из боязни повредить своему ребенку, у преступниц, напротив, мы наблюдаем совершенно обратное явление: здесь мать, чтобы удержать при себе любовника, не задумывается принести ему в жертву честь родной дочери. Органическая аномалия -- moral insanity, или эпилеп-тоидный невроз, -- составляющая основу врожденной преступности, обусловливает собою такое извращение чувств, благодаря которому женщина теряет прежде всего свое материнское чувство, подобно тому как монахиня в таких случаях перестает быть религиозной, а солдат -- подчиняться дисциплине, причем у первой это выражается богохульством, а у второго -- стремлением оскорбить свое ближайшее начальство (случай Misdea). Материнское чувство встречается в парадоксальной форме слитым с чувственностью вместо того, чтобы подавить ее, в тех случаях, где мать становится любовницей своего собственного сына и безумно любит его в одно и то же время, как сына и любовника. Так, Maensdotter находилась в связи со своим 16-летним сыном и женила его по расчету на одной девушке, но не позволяла им отправлять супружеских обязанностей. Однако, несмотря на это, она убила все-таки из ревности свою невестку и, арестованная вместе с сыном, всячески старалась выгородить его, принимая всю вину на себя. Подобное совмещение материнской и чувственной любви можно объяснить себе тем, что в любви матери к ребенку содержится всегда известный намек на чувственное наслаждение, каким является, например, то нежное удовольствие, которое испытывает она при кормлении его. Если при нормальных условиях это едва уловимое чувство усиливается у женщины очень страстным темпераментом, то из него происходит кровосмесительная материнская любовь, подобная той, какую питала Maensdotter к своему сыну и в которой женщина жертвует собой как мать и любовница. Материнство оказывает благодетельное противопреступ-ное влияние на женщину -- и там, где преступница является матерью, чувство ее к своему ребенку служит, по крайней мере, в течение более или менее продолжительного времени могучим нравственным противоядием для нее. Так, мы видим, что Thomas, погрязшая с раннего детства в пороках и разврате, преобразилась и жила честной жизнью в течение всего времени, пока жил ее ребенок, но как только последний умер, она опять впала в прежнюю жизнь. Вот почему у настоящих врожденных преступниц материнская любовь никогда не является мотивом к совершению преступления, ибо это благородное чувство несовместимо с вырождением, и оно отсутствует у них так же, как у психических больных и самоубийц. 6. Мстительность. Главнейшим мотивом преступлений является у врожденных преступниц мстительность, которая свойственна уже нормальной женщине, а у них достигает крайних степеней развития и выражается очень сильной несоответственной реакцией на малейшее раздражение. Jegado отравила своих господ вследствие злобы против них за сделанное ей замечание, а своих товарок по службе -- за какую-то ничтожную обиду. Closset точно так же отравила своих господ, когда те за что-то выбранили ее и отказали от места, a Ronsoux, служившая у одного откупщика, подожгла его дом после того, как он не позволил ей полакомиться вишнями из корзины, предварительно пригрозив ему, что он будет сожалеть о своем поступке. Подобное же преступление и при почти аналогичных обстоятельствах совершила в июне месяце 1890 года одна служанка в Backendorf"e. M. пыталась убить свою знакомую за то, что та оклеветала ее, a Trossarello выразилась однажды, угрожая своим товаркам, следующим образом: "Я ношу в своем сердце мысль о мести и советую вам подумать об этом". Pitcherel отравила своего соседа из мести за то, что он не позволил сыну своему жениться на ней. Суд приговорил ее к смертной казни, и, когда ей был прочитан приговор, к ней обратились с увещеванием простить окружающим их прегрешения, как это сделал Спаситель. "Господь, -- ответила она на это, -- поступил, как ему было угодно, а я никогда не прощу". Обыкновенно преступница удовлетворяет своему чувству мести не так скоро, как преступник, а спустя дни, месяцы, даже годы, ибо страх и физическая слабость являются обстоятельствами, на первых порах тормозящими ее мстительность. У нее месть является не рефлекторным актом, как у мужчин, но своего рода любимым удовольствием, о котором она мечтает в продолжение месяцев и годов и которое насыщает ее, но не удовлетворяет. Очень часто преступления, совершаемые женщинами из ненависти и мести, имеют очень сложную подкладку. Преступницы, подобно детям, болезненно чувствительны ко вся-кого рода замечаниям. Они необыкновенно легко поддаются чувству ненависти, и малейшее препятствие или неудача в жизни возбуждают в них ярость, толкающую их на путь преступления. Всякое разочарование озлобляет их против причины, вызвавшей его, и каждое неудовлетворенное желание вселяет им ненависть к окружающим даже в том случае, когда придраться решительно не к чему. Неудача вызывает в душе их страшную злобу против того, кто счастливее их, особенно если неудача эта зависит от их личной неспособности. То же самое, но в более резкой форме наблюдается и у детей, которые часто бьют кулаками предмет, толкнувшись о который они причинили себе боль. В этом видно ничтожное психическое развитие преступниц, остаток свойственной детям и животным способности слепо реагировать на боль, бросаясь на ближайшую причину ее, даже если она является в форме неодушевленного предмета. Так, Morin слепо возненавидела и покушалась даже отравить адвоката, ведшего против нее дело, которое он выиграл, а она проиграла, потеряв при этом громадную сумму денег. Rondest убила свою престарелую мать непосредственно после того, как получила от нее в наследство все состояние ее и когда ей приходилось содержать ее, по всей вероятности, лишь весьма короткое время. Давно лелеянная ею мысль об этом наследстве наполнила ее такою ненавистью к матери, что она, рискуя собственной жизнью, убила ее в то время, когда это было для нее по меньшей мере бесполезно. Levaillant возненавидела свою свекровь за то, что та не давала ей средств блистать в обществе, и покушалась на жизнь ее, хотя не могла надеяться сделаться ее наследницей. Plancher убила одного родственника только потому, что он был богат и известен, а она с мужем -- бедна. Еще сильнее проявляются ненависть и мстительность, если затрагивается одна из специфических женских страстей, к которым примешивается половой элемент, как, например, ревность. Кокотка М. убила одну из своих подруг за то, что та, будучи очень красивой, имела огромный успех у мужчин. Так называемые любовные драмы, покушения облить серной кислотой или убить вероломного любовника являются часто только последствиями задетого тщеславия или неудавшегося расчета. Героиней такого рода преступлений является обыкновенно какая-нибудь кокотка, вознамерившаяся женить на себе какого-нибудь наивного юнца или выжившего из ума старичка и неожиданно натолкнувшаяся на непреодолимые препятствия. Так, например, Arnaud покушалась облить серной кислотой своего 15-летнего поклонника, с которым она находилась в связи, после того как он вздумал порвать связь эту благодаря настояниям своих родных. Défrise после многолетней распутной жизни вовлекла в любовную связь купца, у которого служила кассиршей, и уговорила его затеять бракоразводный процесс со своей женой. Она пустила в ход все, чтобы добиться расторжения этого брака, но когда купец в последнюю минуту одумался и отказался от своего плана, она покушалась на его жизнь. Bourget следующим образом описывает женщин, прибегающих к серной кислоте (les vitrioleuses) как к орудию своей мести: "Обыкновенно это лицемерные комедиантки, чрезвычайно тщеславные и необыкновенно гордые, большею частью освистанные актрисы, не нашедшие для себя издателей, или полукокотки, неудачно пытавшиеся выйти замуж; все они стараются утолить свою злость при помощи серной кислоты..." Сюда же принадлежат и содержанки, хоть и не имеющие видов на замужество, но мстящие своим любовникам, если те бросают их, после того как убедятся, что они не сохраняют по отношению к ним той относительной доли верности, на которую они имеют право за свои деньги. Faure, например, покинутая по этой причине своим любовником, облила его серной кислотой, a Mattheron поэтому же хладнокровно застрелила своего обожателя. Злоба и гнев этих женщин являются здесь не вследствие страданий, причиненных им тем, что их покинули, но вследствие сознания, что они лишаются своих доходов, так как обман их обнаружен и проделки раскрыты, т.е. вследствие оскорбленного самолюбия. Вот почему они ненавидят старых любовников, если последние не дают себя далее благодушно обманывать, что, по мнению этих женщин, долг и обязанность их. Сюда же относится случай Prager, которая направила своего брата с револьвером в руках против своего мужа, когда тот возмутился наконец ее постоянными изменами и потребовал во время бракоразводного процесса, чтобы она оставила его дом. Prager действовала так, как будто муж ее, прощавший ей много раз ее обманы, причинил ей вопиющую несправедливость тем, что вздумал наконец положить конец своей бесполезной снисходительности. Подобные проституированные женщины обращают обыкновенно свой гнев против самых добрых и великодушных своих любовников, точно доброта последних не обязывает их лучше относиться к ним, а дает им право требовать от них исполнения самых прихотливых желаний своих. Чем добрее и мягче их покровители, тем более они их эксплуатируют и возмущаются, если те, наконец, не позволяют этого проделывать над собой. Женщин, подобных Faure и Mattheron, бесчисленное множество раз бросали их любовники, обращавшиеся с ними не столь мягко, как их жертвы, но это, однако, не вызывало их ярости. Toussaint начала преследовать единственного по-человечески обращавшегося с ней любовника d"Es. после того, как последний поймал ее на месте преступления с одним знакомым и бросил за это. Она пыталась угрозами добыть от него деньги, обвинила его в воровстве и, наконец, когда он женился, прислала его молодой жене три письма в один день, сообщая ей в самой грубой форме, что ее муж до женитьбы находился с ней в любовной связи. Надлежащим образом третируют этих женщин их сутенеры, которые безжалостно колотят и истязают их. В каждой оказанной им ласке эти женщины усматривают право требовать исполнения тысячи своих капризов и приходят в неистовство при первой попытке отказать им в этом*. [Точно так же поступают и маленькие дети. Если с ними обращаются с особенной податливостью и мягкостью, то они скоро сами не знают уже, что делать и чего просить себе, и, если не удовлетворять тотчас же их малейших капризов, они чувствуют себя глубоко огорченными.] Им можно импонировать только насилием и жестокостью, мягкость же в обращении с ними делает их капризными и слишком требовательными. Здесь мы видим, стало быть, повторение, но в более сильной степени, чем у дегенерированных, того культа грубой силы, на который мы уже указывали у нормальной женщины. 7. Ненависть. Некоторые преступницы проявляют по отношению к окружающим ненависть, для которой нельзя найти никакой даже отдаленной причины и которая может быть объяснена только разве какой-то врожденной, слепой злостью их. Так, многие нарушительницы супружеской верности и отравительницы совершают свои преступления с непонятной бесцельностью. Женщины эти, будучи по натуре своей властолюбивыми и склонными к насилиям, обыкновенно импонируют своим слабым мужьям, которые из боязни чего-нибудь более худого уступают им во всем. Но это ведет, однако, только к тому, что они начинают тем более ненавидеть своих мужей, чем более последние покладисты и уступчивы по отношению к ним. Муж Fraikin, бывший значительно старше ее годами, смотрел совершенно сквозь пальцы на распутное поведение своей жены, тем более что он был серьезно болен и ему оставалось уже, по-видимому, недолго жить; но даже и этих нескольких месяцев до смерти его жена не могла выждать и подговорила любовника убить его. Таков же случай Simon и Moulin. Последняя из них была против воли своей выдана замуж за неотесанного, но очень доброго человека. Она совершенно не хотела признавать его своим мужем, вступила чуть ли не с первого же дня после свадьбы своей в связь с одним человеком, и добрый муж мирился с этим, обращался с ней кротко, как с сестрой, и признал даже своим сыном ребенка, прижитого ею от своего любовника. Но, несмотря на все это, Moulin ненавидела его все более и более с каждым днем, постоянно повторяла, что он должен умереть, и действительно в конце концов убила его. Муж Enjalbert также молча терпел в течение двадцати лет развратное поведение своей жены. Когда он однажды попробовал выразить против этого слабый протест, жена так возненавидела его, что в скором времени убила его. Jegado часто отравляла людей без всякой, по-видимому, цели. Stakenburg начала преследовать свою маленькую дочь после того, как доходы ее, как кокотки, сильно уменьшились. Свою злость она вымещала на своем несчастном ребенке. У врожденных преступниц замечается страсть ко злу для зла, которая характеризует эпилептиков и истеричных больных. В них зарождается ненависть автоматически, без видимой внешней причины, просто вследствие болезненного возбуждения психических центров, которое должно получить выход в совершении того или другого преступного деяния. Женщины эти, одержимые таким постоянным возбуждением, нуждаются всегда в жертве, на которой они могли бы вымещать свою ярость, и тот несчастный, с кем они чаще всего приходят в соприкосновение, скоро превращается для них в предмет их ненависти и в жертву их злобы из-за какого-нибудь пустяка, из-за самого ничтожного проступка, нередко из-за простого несогласия в чем-нибудь с их мнением. 8. Любовь. Любовь редко является у подобных женщин мотивом их преступлений, несмотря даже на усиленную их половую чувствительность. Как и ненависть, любовь их является постоянно выражением только их ненасытного эгоизма: в них нет ни капли альтруизма, самоотверженности; они признают только страсть к наслаждениям и удовлетворение своего самолюбия. Замечательна импульсивность и быстрота их страсти. Если они влюбляются, то чувство их должно быть удовлетворено сейчас же, если б даже для этого нужно было совершить преступление. Одержимые, точно загипнотизированные своим желанием, они ни о чем другом не думают, как только о средствах осуществить его, не замечая совершенно угрожающей им опасности и покупая тут же наслаждение ценою преступления, хотя немного спустя при некотором терпении они могли бы удовлетворить своей страсти без всякой для себя опасности. Ardilouze, отец которой не соглашался на ее выход замуж за любимого ею человека, оставалось ждать всего несколько месяцев, чтобы сделаться совершеннолетней и иметь право самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Но она не имела терпения выждать даже и это короткое время и убила своего отца. Письма Aveline"ы и Béridot свидетельствуют об отчаянном нетерпении их. Очень часто сила страсти у преступниц зависит от того сопротивления, какое им оказывают в достижении их цели. Так, например, Buscemi влюбилась в хромого, горбатого парикмахера, и чем больше родные противодействовали любви ее, тем сильнее последняя разгоралась. Страсть ее росла по мере увеличения сопротивления и, закончившись преступлением, быстро испарилась. Очевидно, в таких случаях дело идет не столько об истинном чувстве, сколько об уязвленном самолюбии, сильно реагирующем на препятствия. Вначале кажется, что мир должен будет провалиться, если желания этих женщин будут исполнены хотя бы одним днем позже, но потом, как только цель их достигнута, страсть их угасает необыкновенно быстро. Кого они вчера еще боготворили, к тому они сегодня относятся равнодушно, и прихотливые желания их направлены уже совершенно в другую сторону. Béridot убегает со своим будущим мужем из дома родителей, не дающих своего согласия на этот брак, а два года спустя она подговаривает своего любовника убить его. Арестованные врожденные преступницы во время судебного разбирательства дел их думают и мечтают только об одном -- как бы спастись от ожидающего их наказания. Мысль об этом настолько поглощает все существо их, и они так полны ужаса в ожидании возмездия за совершенное преступление, что, не задумываясь, выдают даже своего сообщника, т.е. то лицо, для которого в большинстве случаев они незадолго перед тем рисковали и компрометировали себя. Таковы случаи Queyron, Béridot, Buscemi, Sarceni и G. Bompard. Любовь и ненависть являются у них только двумя формами одного и того же ненасытного самолюбия, и первое чувство немедленно превращается во второе при малейшей неудаче и разочаровании или при первых признаках вновь загоревшейся страсти. Так, Béridot, недавно еще так сильно обожавшая своего мужа, возненавидела его, как только влюбилась в другого, а проститутка Cabit, безумно любившая своего сутенера Leroux и отдававшая ему все заработанные деньги, убила его, убедившись, что он ей неверен и делит свою любовь с другой женщиной. Графиня Challant убила своего любовника, которого она содержала во время его студенчества, когда он женился на другой, и призналась на суде, что она готова его убить еще раз, еще сто раз, но не примириться с мыслью, что он в объятиях другой женщины. Weiss питала страстную любовь к своему мужу и жила с ним почти в полном уединении от света в течение двух лет. Но стоило ей воспылать страстью к другому мужчине, как она возненавидела своего мужа и пыталась даже отравить его. Lévaillant, мечтавшая о замужестве с любимым человеком, начала ненавидеть, издеваться и насмехаться над ним, когда он, благодаря легкомыслию своему, попал в такое положение, при котором невозможно стало блистать в обществе. Напоминая свойственную детям сильную привязанность, не способную, однако, на жертвы, и благородную решимость, их страсть не лишена той жестокости, которой нет в любви обыкновенной женщины. Pran., очень ревниво любившая своего любовника и боявшаяся измены с его стороны, разослала чуть ли не всем дамам города, где она жила, циркулярное письмо, в котором извещала, что господин такой-то принадлежит только ей и что плохо будет всякой, кто осмелится принимать его у себя. Однажды ее любовник принял приглашение к обеду в одном доме, но она явилась тотчас же туда и произвела страшный скандал. Когда она, спустя известное время, обзавелась новым любовником, то опять объявила цирку-лярно, что с прежним господином они могут поступать отныне как им угодно, потому что она порвала с ним бывшие между ними отношения. Точно речь идет о каком-то неодушевленном предмете или животном, принадлежавшем ей! 9. Жадность и скупость. Другим мотивом преступлений этих женщин является их жадность, выражающаяся у них несколько в иной форме, чем у мужчин. У развратных преступниц, для удовлетворения своих чудовищных инстинктов нуждающихся в огромных средствах и отказывающихся заработать их, алчность выражается, как и у мужчин, в форме стремления добыть большие деньги, чтобы потом быть в состоянии тратить их без всякой меры. Поэтому они сами или с помощью других пускаются в преступные деяния, которые обещают доставить большие суммы денег или ценные вещи. Так, G. Bompard натолкнула сутенера своего Eyraud на убийство судебного пристава Gouffé в надежде поживиться богатой добычей, a Lavoitte с таким же расчетом побудила своего любовника убить и ограбить одну старую, богатую женщину. Такая же жадность была мотивом преступлений, совершенных Bouhors и Brinvilliers. M. сделалась только благодаря своей алчности проституткой и совратительницей в разврат несовершеннолетних девочек и прокучивала добытые таким образом деньги. Наконец, историческими примерами этой черты у преступниц могут служить Мессалина, которая добилась осуждения на смерть многих знатных римлян с целью завладеть их виллами и богатствами, и Фульвия, совершившая множество убийств отчасти из жадности, отчасти из мести. Гораздо чаще, чем у мужчин, встречаются у женщин преступления из-за скупости -- черты, родственной жадности, которую, однако, не должно с ней смешивать. Gaaikema отравила свою дочь с целью воспользоваться ее капиталом в 20000 франков, а С. убила своего сына только потому, что он ей стоил слишком много денег. Одна дама, принадлежавшая к высшим слоям общества, жестоко обращалась со своим ребенком, ибо расходы на содержание его казались ей очень обременительными, и совсем замучила бы его, если б родители ее, боясь скандала, не отняли у нее дитяти. Жестокая мать заметила при этом: "Очень нужен мне еще этот щенок!" Своеобразный вид преступлений из-за скупости можно чаще всего наблюдать в деревнях, согласно Соrrе и Rijkére, преимущественно между женщинами, именно убийство родителей, которые по болезни или старости становятся не способными к работе и ложатся бременем на домашний бюджет. Из-за таких мотивов Lebon сожгла живою с помощью мужа свою старуху мать, a Lafarge в 1886 году убила своего престарелого, не способного к работе мужа с помощью своей невестки, что особенно характерно. Таковы же преступления, совершенные Faure и Chevalier. Одна русская убила свою старую свекровь за то, что та была болезненна и неспособна к труду. Во всех этих преступлениях дело Сводится к сильному развитию свойственной женщинам расчетливости и экономности, которая у преступниц достигает, как и все эгоистические страсти их, необыкновенной степени. Для таких женщин бесполезный расход по дому имеет такое же значение, как потеря большой суммы денег или опасность банкротства для мужчин. Домашнее хозяйство -- это сфера безграничного царствования женщины: оно для нее то же, что для мужа его занятие, для профессора -- кафедра, для депутата -- парламент и для правителя -- его царство, и именно в этой сфере и зарождаются лютая ненависть и всевозможные тяжелые преступления. 10. Страсть к нарядам. Мотивом преступлений у женщин является довольно часто их страсть к нарядам и украшеньям. Dubosc, когда ее на суде спросили о причине, заставившей ее принять участие в убийстве одной богатой вдовы, отвечала: "Я хотела иметь красивую шляпу". Мария Вr. украла 1000 франков и накупила себе всяких нарядов. М. и S., осужденные за воровство в магазине, предпочли держать при себе похищенные наряды, чтобы щеголять в них хоть пару дней, так как иначе, не сделай они этой неосторожности, они были бы оправданы за недостатком улик. Lafarge украла у одной знакомой ее бриллианты, но не с целью продать их, а носить, несмотря на всю опасность, связанную с этим. D. заколола кинжалом одного кредитора мужа своего, когда тот в обеспечение долга требовал ее драгоценное колье. Vir. мотивом убийства своего любовника выставила свой гнев на него за то, что он заложил ее вещи; однако впоследствии оказалось, что любовник сделал это с ее согласия, но она не могла уже сдержать своей ярости. Тарновская отмечает, что многие исследованные ею преступницы совершали воровство не из-за нужды, так как они находились на службе и достаточно зарабатывали денег, но исключительно из желания обзавестись дорогими и роскошными нарядами и украшениями. Точно так же Guillot и Rijkere того мнения, что воровство женщин или участие их в кражах почти всегда имеет подкладкой стремление к роскоши и нарядам. Мы уже раньше указали на то, какое огромное психологическое значение имеют платье и наряды, во-первых, в глазах нормальной женщины, которая судит об окружающих по их платьям, и, во-вторых, у детей и дикарей, видящих в одежде свою первую действительную собственность. Понятно поэтому, что при таком взгляде женщины на одеяние оно может служить для нее источником многих преступлений: женщина крадет или убивает с целью хорошо одеться, подобно тому как недобросовестный купец делает дутые операции, чтобы поднять свой кредит. 11. Религиозность. У врожденных преступниц религиозность далеко не редкое явление. Parеncy, в то время как муж ее убивал одного старика, молилась Богу, чтобы все сошло хорошо и гладко. G. подожгла дом своего любовника со словами: "Пусть Бог и Матерь Божия довершат остальное". Brinvilliers была настолько ревностной католичкой, что написала покаянную записку с перечислением всех своих преступлений, каковая записка и послужила против нее главным обличительным документом на суде. Aveline ставила в церкви свечи "pour la réalisation de nos projets"*, как писала она в одном письме своему любовнику. В другом письме она сообщала ему о болезни мужа в следующих словах: "II (т.е. ее. муж) était malade hier, je pensais, que Dieu commençait son oeuvre"**. Pompilia Zambeccari обещала поставить Мадонне свечку, если ей удастся отравить своего мужа. [* Ради осуществления наших планов (фр.).] [** "Он, как я думала, вчера был болен, и я думала, что Бог начинает свое творение" (фр.).] Mercier принадлежала к семейству, все члены которого (пять сестер и один брат) страдали религиозным помешательством. Она видела в своих видениях духов, а во время слуховых галлюцинаций ей казалось, что она общается с Богом. У нее помешательство было не столь резко выражено, как у ее сестер. Когда Марии Forlini, задушившей из мести к своим родителям и разорвавшей на части свою девочку, прочитали на суде смертный приговор, она обратилась к своему адвокату и сказала: "Смерть -- это ничего; все заключается в спасении души; если душа спасена, все остальное -- пустяки". V. Вr., прежде чем убить своего мужа, бросилась на колени и долго молилась Пресвятой Деве о даровании ей сил для приведения в исполнение своего плана. Знаменитые отравительницы в Париже в 1670 году, принадлежавшие к высшим клас.сам населения, старались отправить на тот свет своих мужей и добиться верности своих любовников при помощи "порошка для получения наследства" и посредством разного колдовства. Во время его молитвы и заклинания читались обыкновенно над чревом беременной девушки, после чего закалывали грудное дитя, кровь и пепел которого употреблялись на приготовление любовных напитков. Говорят, что знаменитая Voisin сама погубила таким образом около 250 младенцев. Torssarello видела в Боге помощника своего преступления и на суде объяснила убийство Gariglio, своей жертвы, указанием свыше, в силу которого любовник ее должен был быть наказан за свое вероломство. В доказательство такого предопределения она указывала и на смерть его товарища. 12. Противоречия. Нередко можно наблюдать у врожденных преступниц порывы чрезмерной доброты, которая составляет такой резкий контраст с их обыкновенной злостью и черствостью. Lafarge, например, относилась с редким вниманием к жильцам того дома, где она жила, посещала и утешала больных, так что во всем околотке ее называли не иначе, как "утешение бедных". Jegado наружно отличалась всегда ласковостью в обращении с товарками своими по службе, но потом отравляла их за малейшую обиду. Dalessio спасала от смерти самоотверженным и заботливым уходом во время тяжелой болезни своего мужа, которого она потом подговорила убить. F., которая в сообществе с любовником убила мужа своего, воспитала и усыновила ребенка, взятого из воспитательного дома. Dumaire, разбогатевшая благодаря проституции, великодушно помогала всем своим бедным родственникам и дала любовнику своему средства для окончания его образования, но убила его потом, когда убедилась в его вероломности. Thomas помогала многим бедным, проливая слезы при виде их нищеты, и покупала на собственные деньги платья и подарки для бедных детей. Р. Т., одна из самых ужасных виденных нами преступниц, была очень сострадательна к своим товаркам и страстно любила детей. Trossarello проводила целые ночи у изголовья бедных больных. В действительности мы имеем здесь дело с временным, преходящим альтруизмом. Женщины эти сострадательны к несчастным, так как последние находятся в худшем положении, чем они сами, благодаря чему они имеют возможность вследствие контраста сильнее чувствовать свое собственное относительное благополучие. Но они ненавидят всех, кто им кажется счастливее их. Далее, в их благотворительности большую роль играет то удовольствие, которое они испытывают, видя у ног своих лицо, которому они благодетельствуют. Это стремление видеть других в зависимости от себя получает удовлетворение в добрых делах. Одним словом, здесь все сводится к низшей форме доброты сердечной, которая, в сущности, есть не что иное, как несколько осложненный эгоизм. Эта же перемежающаяся доброта их объясняет нам их доступность сентиментальным внушениям и то присутствие духа, которое нередко проявляют в виду эшафота даже самые закоренелые преступницы. Поверхностному наблюдателю подобное присутствие духа кажется героизмом и христианской решимостью и наводит на мысль о чудесном превращении их милостью Божией в существа кроткие и всепрощающие. Маркиза Brinvilliers умерла, по словам духовника ее Pirot, как истая христианка. Она письменно попросила прощения у всех людей, которым она причинила в своей жизни столько зла, обращалась с трогательным уважением со своими сторожами, оставив им на память все имевшиеся у нее вещицы, и написала своему мужу письмо, завещая ему воспитать детей в честности и страхе Божием. Tiquet слушала с величайшей набожностью проповедь священника, жаловалась при обезглавлении своего соучастника на слишком строгую постигшую его кару, считая себя главной виновницей совершенного злодеяния, и перед смертью поцеловала палача в знак того, что она прощает его. Jegado после одной беседы со священником сказала, что охотно умерла бы, ибо лучше она уже не может чувствовать себя подготовленной к новой жизни, a Guillaume согласилась, что преступление ее заслуживает быть наказанным смертной казнью. Balaguer также отличалась набожностью. То немногое, что еще осталось у нее, она отдала на память жене своего защитника и сумела даже в эти последние дни своей жизни так расположить к себе своих товарок по заключению, что все они плакали, когда ее повели на эшафот. Она также простила своего палача, поцеловав его перед смертью. Во всех этих примерах не видно особенно глубокого чувства, но это также и не комедия. Очень может быть, что это сентиментальное внушение, которое большею частью исходит от духовного лица и которому легко подпадают преступницы при известных условиях. Именно будучи совершенно одинокими, вдали от всяких злых искушений, лишенные всякого общества, кроме священников, они легко поддаются опять всем тем добрым побуждениям, которые никогда у них совершенно не отсутствуют, и тяготение их к добру сказывается у них с интенсивностью, совершенно не свойственной им при обычных условиях. Все это тем более вероятно, что, в сущности, дело сводится здесь к религиозным внушениям, которым они в высшей степени доступны. Сюда присоединяется также, кроме того, потребность женщины в постороннем сочувствии и чужой, хоть и нравственной, защите, которая для них тем более важна, что весь свет их презирает и они находятся на пороге смерти. Если вспомнить, что они в это время никого, кроме духовенства, не видят, то станет понятным, каким образом благодаря особенной, чисто женской способности удается им усвоить себе идеи и чувства лиц, старающихся обратить их на путь истины, и как они в течение всего лишь нескольких дней укрепляются во всех христианских добродетелях, даже во всепрощении, которое им труднее всего удается. 13. Сентиментальность. У преступниц мы наблюдаем обыкновенно вместо настоящего, крепкого, здорового чувства сладковато-притворную сентиментальность, которая резче всего выступает в их письмах. Aveline писала своему возлюбленному: "Je suis jalouse de la nature, qui a l"air de nous faire enrager, tant elle est belle. Ne trouves-tu pas, mon cher, que ce beau temps est fait pour les amoareux et qu"il parle d"amour?" В другом месте она выражалась: "Que je voudrais être au bout de l"entreprise (т. е. убийства мужа) qui nous fera libres et heureux! il faut, que j"y arrive, le paradis est au bout. Au détour du chemin il y a des rosés"*. ["Я завидую такой человеческой природе, которая выводит нас из себя, настолько она прекрасна. Не находишь ли ты, мой доро- " гой, что такая прекрасная погода создана для влюбленных и она сама говорит о любви?.. Как мне хотелось бы, чтобы уже закончилось это дело, которое сделает нас свободными и счастливыми! Я должна в этом преуспеть. В конце пути нас ждет рай. Окольный путь украшен розами" (фр.).] Точно так же писала своему любовнику и Trossarello письма, полные сентиментальных уверений в верности, которые, однако, были теорией, потому что на практике она его обманывала бесконечное число раз. Одна из самых ловких мошенниц, так называемая баронесса Gravay de Livergnière, писала в своем дневнике следующее об одном 18-летнем молодом человеке, которого она увлекла, несмотря на свои 48 лет, и которого хотела женить на себе: "Черствый, бездушный человек! Он только делает вид, что любит меня, чтобы заручиться протекцией моих друзей! О, воспоминания! Когда я думаю о нем, мне припоминается галантный кавалер, который пел: Pour avoir de noble dame Obtenu le doux baiser, Je veux brûlant d"une flamme Que rien ne peut apaiser"*. [Чтобы от знатной дамы получить горячий поцелуй, я бы хотел гореть в пламени, которое ничто не сможет погасить (фр.).] Именно потому, что преступницы лишены всяких благородных и глубоких чувств, они стараются симулировать их разными софизмами, подобно тому как трус любит обыкновенно хвастать своей химерической храбростью. 14. Ум. Относительно умственных способностей мы находим здесь величайшие колебания: с одной стороны, встречаются очень интеллигентные преступницы, а с другой -- такие, способности которых более чем посредственны. В общем, однако, можно сказать, что у преступниц чаще всего наблюдается интеллигентность выше средней, что зависит, быть может, от того, что у них импульсивные преступления довольно редки. Чтобы убить в припадке животной ярости -- для этого достаточны умственные способности какого-нибудь готтентота, но чтобы составить и привести в исполнение какой-нибудь более или менее сложный план отравления -- для этого требуются известная хитрость и ловкость. У преступниц замечается всегда некоторая обдуманность их поступков. Конечно, нельзя найти особенного ума у импульсивных преступниц, которые мстят за небольшое причиненное им огорчение несоразмерно жестоко, как, например, Glosset и Ronsoux, но некоторые закоренелые преступницы, совершившие по нескольку преступлений, положительно поражают своими замечательными умственными способностями. Ottolenghi наблюдал у одной 17-летней девушки очень богатое воображение и быструю сообразительность, несмотря на ее более чем скудное образование. Кроме того, девушка эта обладала настоящей манией писания, и всякую мысль, приходившую ей в голову, она старалась, насколько могла, сама записать или же диктовала ее кому-нибудь из своих товарок. Наконец, ее ловкая спекуляция с собственной проституцией и развратом других также указывает на более чем среднюю одаренность ее в умственном отношении. Особенной интеллигентностью отличались знаменитые отравительницы, как, например, Brinvilliers, Lafarge и Weiss, прекрасно владевшие пером, равно как и Jegado, о которой один свидетель выразился, что "она только с виду глупа, но на самом деле дьявольски умна". Tiquet всегда считалась очень умной особой в том аристократическом кругу, в котором она вращалась. Точно так же и преступницы, совершающие преступления из-за жадности и алчности, отличаются, в общем, хорошими умственными способностями. Mercier, например, несмотря на свое религиозное помешательство, обладала отличной коммерческой сметкой: она в короткое время составила себе своими делами значительный капитал, потеряла его, но потом опять вернула. Еще большим умом отличалась знаменитая американская воровка, Lyons, которая, накрав в Америке целое состояние, отправилась в Европу с единственною целью показать свое искусство и там. Однако в Париже она была поймана в одном воровстве на месте преступления, но сумела так ловко поставить дело и выпутать себя, что благодаря вмешательству английского и североамериканского посланников полиция поспешила отпустить ее на волю со всевозможными извинениями. Другой образчик подобной же интеллигентности представляла мошенница, выдававшая себя за графа Sandor"a. Особа эта сотрудничала в нескольких газетах и сделалась женихом дочери одного венгерского магната. Она сумела выманить у будущего тестя своего значительные суммы денег и скрыть свой пол до последней минуты, т.е. до тех пор, пока была арестована. Далеко недюжинным умом отличалась и начальница разбойничьей шайки в Техасе, знаменитая Bell-Star, державшая долгое время в страхе население целого округа и наносившая вред своими разбоями даже самому правительству Соединенных Штатов. Затем так называемая Gravay de Livergnière, обманщица, известная под шестью или восемью именами, настоящее имя которой все-таки осталось тайной, сумевшая в свои 48 лет так влюбить в себя одного 18-летнего юношу, что даже осуждение ее не могло его охладить к ней, симулировавшая в этом возрасте роды и долго выдававшая себя за кузину испанской королевы, также была, по-видимому, далеко не глупой женщиной. А знаменитая P.W., осужденная за нанесение ран и виновная, вероятно, в отравлении, редактировала газеты, стояла во главе политического движения и сочиняла романы и поэмы Тарновская точно так же при описании Феодосии Вол., известной петербургской ростовщицы и утайщицы ворованных вещей, отмечает, что при такого рода занятиях требуются большая хитрость и сообразительность, а особенно нюх, чтобы с первого раза узнать, с кем имеешь дело: с голышом ли, закладывающим свою последнюю "движимость", с вором ли или же с шпионом полиции. Доказательством значительной интеллигентности некоторых врожденных преступниц служат оригинальность их преступлений и своеобразная комбинация их. Так, например, упомянутая нами 17-летняя девушка, находившаяся под наблюдением у Ottolenghi, сумела добыть комбинацией сводничества, проституции и вымогательства большие деньги. Lacassagne, убившая своего незаконнорожденного ребенка с помощью одного знакомого, убедила последнего взять всю вину на себя, обещая ему выйти за него замуж, после того как он отбудет наказание. Когда же доверчивый поклонник ее, отбыв наказание, вернулся к ней с требованием исполнить обещанное, она в сообщничестве со своим братом убила его. Gras создала для своего преступления чрезвычайно сложный план, который она отчасти и осуществила. Она нуждалась именно в деньгах, чтобы выйти замуж за своего любовника, одного рабочего. С целью добыть их она подговорила его облить серной кислотой одного старого болезненного господина с тем расчетом, что последний будет благодаря этому так обезображен, что за него не согласится выйти замуж ни одна женщина. Она имела в виду женить его в таком случае на себе, разрушить его и без того слабое здоровье различными эксцессами, а затем, оставшись после смерти его богатой вдовой, выйти наконец замуж за своего дружка. Такой более или менее высокий уровень умственных способностей у врожденных преступниц объясняется отчасти тем, что многие из них часто физически совершенно слабые субъекты, решительно не способные силой удовлетворять своим дурным инстинктам. Поэтому они стараются пустить в ход весь свой ум и всю хитрость, на какую только способны. Без этого они сделались бы проститутками. 15. Письмом и рисованием преступницы почти совершенно не занимаются. Я никогда не встречал среди них ни одного рисунка, ни малейшей татуировки с намеком на совершенное преступление, никакой, наконец, вышивальной работы, словом, ничего из того, что можно было бы ожидать найти у них. Один только раз мне привелось видеть кое-что, что напоминало собою символические рисунки преступников, именно у Рr. я нашел фотографию ее любовника с двумя крестами на ней, мертвой головой и числом дня, в который она имела в виду убить его, как она и пыталась в действительности сделать это. Портрет этот она очень заботливо хранила в своей камере как воспоминание о своем покушении. Точно так же редки среди них и письменные воспоминания об их преступлении. Только у трех преступниц мы нашли заметки, свидетельствовавшие о том, что они занимались составлением своих мемуаров, между тем как среди мужчин этот род эгоистической, так сказать, литературы очень распространен. Две из этих составительниц мемуаров, Lafarge и Bell-Star, отличались, как известно, далеко недюжинными умственными способностями, между тем как среди преступников субъекты даже с более чем посредственной интеллигентностью также пускаются в подобного рода авторство. Очень редки среди преступниц поэтессы, какой была, например, возлюбленная разбойника Cerrato, посвятившая ему свои стихи. Но самым характерным и любопытным документом из всех, когда-либо оставленных после себя преступницами, является замечательная покаянная записка маркизы Brinvilliers, которая потом послужила против нее же уликой к обвинению. По ней можно судить о ее интенсивном религиозном чувстве, заставившем ее излить свое состояние на бумаге, далее, о характерной беспечности преступной натуры ее и о таком извращении ее нравственного чувства, благодаря которому она легкие погрешности против чисто формальных религиозных обрядов ставит рядом с наиболее ужасными преступлениями, как отцеубийство и кровосмешение. Мы приводим здесь целиком этот любопытный документ, передавая наиболее характерные места его по-латыни: "Сознаюсь, что я совершила поджог". "Я пыталась иметь сношение с родным братом, думая об одном из своих знакомых". "Сознаюсь, что дала яд одной женщине для отравления ее мужа". "Сознаюсь, что не почитала и не относилась с должным уважением к своему отцу". "Сознаюсь, что три раза в неделю совершала грех кровосмешения, в общем, быть может, раз триста, а онанировала четыреста или пятьсот раз". "Я писала любовные письма и сознаюсь, что причинила ими большой скандал сестре и своей родственнице; я была в то время еще молодой девушкой, а он -- молодым юношей". "Я находилась долго, в течение 14 лет, в любовной связи с одним женатым господином. Сознаюсь, что я передала ему много денег и всякого добра, так что это меня разорило". "Bis peccavi immundum peccatum cum isto". "Я сознаюсь, что хотя отец мой, видя скандал этот, велел заключить его в темницу, но я тем не менее продолжала видеться с ним". "Из числа детей моих двое -- плод этой любви. Вы увидите, как я устрою их". "Сознаюсь, что я имела половые сношения раз двести со своим двоюродным братом. Он был холост, и один из моих детей прижит от него". "С двоюродным братом мужа моего я имела также около трехсот сношений. Он был женат". "Сознаюсь, что один молодой человек me stupravit, когда мне было семь лет". "Сознаюсь, что manu peccavisse cum fratre meo еще до семилетнего возраста". "Сознаюсь, что posuisse virgunculam super me и прижималась к нему... (sic)". "Я сознаюсь, что отравила своего отца. Яд преподнес ему один из слуг. Меня терзали угрызения совести, когда слуга этот был схвачен и посажен в тюрьму; я имела в виду поскорей унаследовать от отца его богатства". "Я отравила своих двух братьев. Один молодой человек был за это колесован". "Я часто желала смерти моему отцу и брату". "Я имела желание отравить мою сестру, которая называла ужасным мой образ жизни". "Я приняла один раз лекарство, чтобы произвести себе выкидыш". "Сознаюсь, что раз пять или шесть давала яд своему мужу. Но мне становилось жаль его, я начинала хорошо ухаживать за ним, и он выздоравливал. С тех пор он постоянно, однако, болеет. Все это я делала, чтобы быть свободной". "Сознаюсь, что принимала сама яд и дала его своей дочери, потому что она была красива". "Я исповедовалась и приобщалась перед Пасхой в течение семи лет, не имея при этом никакого желания исправиться, затем я продолжала вести тот же образ жизни и совершать те же преступления, не исповедуясь уже в них". "Я подожгла в одном из наших имений дом с целью отомстить". Weiss также оставила нам несколько сентиментальных страниц своих мемуаров, не представляющих, впрочем, никакого интереса. Итак, мы должны признать и у преступниц недостаточную деятельность графических центров, которую мы наблюдали уже у нормальной женщины. 16. Приведение в исполнение преступлений. Сложные планы. Ум врожденных преступниц виден, между прочим, также и в том, что преступления их часто замечательно сложны. Причина этого -- отчасти их физическая слабость, отчасти -- возбужденная чтением романов фантазия. Во всяком случае, для приведения в исполнение планов их часто требуются далеко не дюжинные умственные способности. Иногда они употребляют очень сложные приемы для разрешения относительно простых задач, напоминая в этом отношении человека, который делает большой крюк, чтобы достигнуть близлежащего пункта. Мы уже раньше познакомились с чрезвычайно запутанным планом, который составила себе Gras с целью сделаться богатой вдовой и выйти замуж за своего любовника: равным образом мы упоминали и про своеобразный план княгини R., и про то письмо, в котором ее любовница должна была сознаться, что сама лишила себя жизни. Некая Minna, хотевшая во что бы то ни стало поступить прислугой вместо своей знакомой в один дом, пыталась сперва оклеветать ее перед господами, когда это не удалось, уверить свою знакомую, что последние обманывают ее, обсчитывая на жалованье. Но когда и это не помогло, Minna украла у нее ключ от дверей, прокралась вечером в комнату ее и спряталась под ее кроватью. Ночью она напала на подругу свою, когда та спала, ранила ее и убежала, замкнув за собой двери. На следующий день после этого она преспокойно явилась к господам своей жертвы, предлагая заместить свою больную подругу. Когда же барыня не решилась взять ее, она обещала ей, если она возьмет ее, указать то лицо, которое нанесло рану ее прислуге. Rosa Bent с целью лишить жизни мужа поставила перед кроватью его, когда он спал, котел с кипятком, затем разбудила его, говоря, что его кто-то кличет на улице, и, когда он поднялся с постели, она толкнула его, полусонного, в этот котел. Очевидно, для создания таких сложных планов нужна более или менее развитая фантазия: такие запутанные комбинации придумываются обыкновенно там, где нельзя пустить в ход физическую силу за отсутствием ее. Поэтому-то именно преступницы, обладающие большой физической силой, никогда не прибегают к таким сложным приемам, а обыкновенно решают свои задачи просто ударом кинжала или топора. Примером может служить Bouhors, которая находила удовольствие в том, чтобы, переодевшись в мужское платье, вступать в бой с мужчинами, имея постоянным оружием увесистый молоток. Но нередко эти же сложные, запутанные планы обнаруживают замечательную несостоятельность ума даже у самых интеллигентных преступниц: хитроумные комбинации их оказываются, в сущности, невозможными абсурдами, порою даже чистым безумием. Так, например, Morin задумала следующим образом ограбить и потом убить своего врага. Она хотела завлечь его на виллу в одно из предместий Парижа, которую она специально с этой целью наняла, заманить его там в погреб и привязать к колу. В этом же погребе были приготовлены веревки, пистолеты, ружья, шпаги и кинжалы с целью напугать несчастного и заставить его подписать векселя на изрядную сумму. В то же время два помощника ее, переодетые привидениями, должны были дополнить сцену различными движениями и диким воем, -- словом, все было задумано во вкусе какого-нибудь романа г-жи Redcliffe. Очень часто преступницы предусмотрительно заботятся о том, чтобы подготовить себе alibi или иное доказательство своей невиновности, но комбинации их обыкновенно, несмотря на все свое остроумие, бывают неудачны. Так, например, Lafarge, угощавшая своего больного мужа во время болезни его вместо камеди мышьяком, возилась постоянно при всяком постороннем человеке с камедью. Buisson, получившая при убийстве одного старика несколько царапин на лице, повесила свою кошку и затем рассказала всем знакомым с самым свирепым видом, что животное это прыгнуло ей в лицо. Queyron вместе со своим любовником заколола кинжалом своего мужа на его постели, после чего, оправив последнюю, подняла плач и созвала соседей, говоря, что муж ее умер внезапно от кровавой рвоты. 17. Подстрекательство. Врожденные преступницы далеко не всегда являются сами исполнительницами своих преступных замыслов. Очень часто, если они не обладают значительной физической силой, или если жертва не женщина, или если, наконец, нельзя действовать из засады, как, например, при отравлении и поджоге, они не отваживаются сами на преступление. Béridot и Aveline горько жалуются в письмах к своим любовникам на свою слабость. Lavoitte сказала своему сообщнику: "Если б я была мужчиной, я бы сама убила эту богатую старуху". Но в этом уклонении преступниц от личного совершения преступления виден только страх слабого существа; это не есть сопротивление злу, ибо притупленность их нравственного чувства сказывается в подстрекательстве к преступлению сообщника, а преступная натура обнаруживается в том, что инициатива преступления принадлежит именно им самим. Fraikin, желая отделаться от своего мужа, подыскивала для этого наемного убийцу. Она нашла некоего Devilde"a, который три раза готовился убить ее мужа, но у него каждый раз не хватало на это мужества. После третьей попытки Fraikin с яростью сказала ему: "Чтобы упустить такой удобный случай, нужно быть безмозглой скотиной". В четвертый раз она напоила Devilde"a пьяным, повела в спальню мужа, спряталась в ногах кровати и в самый решительный момент показала ему 1000-франковый билет. Fraikin была при этом настолько хладнокровна, что не забыла предупредить убийцу, чтобы он не хватал ее мужа за волосы, потому что тот носил парик. Albert, которого любовница его Lavoitte подстрекнула убить одну старуху, в следующих словах описывал на суде, как она подговаривала его совершить это преступление: "Прежде всего она начала перечислять мне, сколько богатств у старухи и как мало она ими пользуется; я отказался, но на следующий день Филомена опять завела об этом разговор, доказывая мне, что и на войне убивают людей, но что это не считается, однако, преступлением: поэтому можно и старуху эту укокошить. Бог, говорила она, простит нам, ибо Он видит ту нужду, которую мы терпим". Simon пыталась отделаться от своего больного мужа, пользуясь его слабостью к спиртным напиткам и давая ему выпивать каждый день утром и вечером какую-то жидкость, состоявшую из водки, настоянной на каких-то вредных травах и корнях. Кроме этого, она обещала тому из своих любовников -- а их у нее было бесчисленное множество -- свою руку и пять франков (это за убийство!), который освободит ее от мужа. Случай свел ее наконец с Quérangal"ем, слабохарактерным и испорченным юношей, которого она настолько подчинила своей воле, что ей нетрудно было уговорить его совершить это преступление. 18. Похотливость. Преступницы, отличаясь большею частью отсутствием стыда и чувственностью, часто прибегают к разврату как к средству, дающему им возможность совершить то или иное преступление. Они избирают подобный путь, во-первых, потому, что отдаться мужчине -- это для них пустяк, который им ничего не стоит, а во-вторых, потому, что благодаря их похотливой натуре помыслы их обыкновенно сосредоточены на удовлетворении половых инстинктов. Вот почему, подготовляя только какое-нибудь преступление, они совершенно бессознательно начинают уже подумывать о возможности воспользоваться для осуществления его собственным полом. Так, Grass имела в виду погубить своего богатого любовника при помощи половых эксцессов, совершенных над нею. Р., воспитанная одним богатым филантропом и выданная им замуж за человека, оказавшегося вполне достойным ее по своей нравственности, задумала вместе с мужем своим путем шантажа сорвать куш со своего воспитателя. Для этого она однажды пригласила его к себе и, будучи с ним наедине, начала говорить ему, что все считают ее любовницей его и она на самом деле хочет сделаться ею. Затем она начала перед ним раздеваться, стараясь вызвать у него возбуждение сладострастными позами. Но в эту минуту в комнату вошел ее муж, который сделал вид, что он вне себя, застав жену в таком положении, и за поруганную честь потребовал от филантропа, чтобы тот подписал несколько векселей и чеков. Преступница, желая подбить мужчину на преступление, часто обещает ему в награду свою любовь. Brinvilliers поступала таким образом много раз, a D., продававшая себя всякому, кто только был в состоянии заплатить ей, ни за что не хотела отдаться одному наиболее бесхарактерному поклоннику своему. Когда же она довела страсть его до крайних пределов, то обещала принадлежать ему с условием, если он убьет ее мужа. Часто и поцелуй служит западней для неосторожных жертв. Borde и Dépise закололи своих любовников именно в ту минуту, когда те собирались поцеловать их. 19. Упорство в отрицании своей вины. Особенно характерной чертой преступниц, и преимущественно врожденных, является необыкновенное упорство, с которым они отрицают свою вину, несмотря на самые очевидные, подавляющие улики. Мужчина, убедившись, что ложь его ни к чему не ведет, обыкновенно перестает запираться и сознается; женщина же никогда не сознается в совершенном преступлении и продолжает с величайшей энергией оправдываться, несмотря на всю нелепость ее оправданий. Alessio, Rondest, Jumeau, Saraceni, Buscemi, Béridot, Pearcey и Daudet продолжали отрицать свою вину до последней минуты. Lafarge разыгрывала комедию невинности до самой смерти своей и даже после нее оправдывалась еще в своих мемуарах. Jegado, несмотря на всю нелепость ее показаний, продолжала утверждать, что она не знала, что мышьяк так вреден для здоровья и что вина ее в том только и заключается, что она была слишком добра и доверчива к людям. Ее никак нельзя было заставить сознаться в совершенном преступлении. Если преступницы не вполне отрицают свою вину, то часто для оправдания выдумывают такие длинные, невероятные и нелепые истории, что даже ребенок и тот не мог бы им поверить. Однако, несмотря на это, они настаивают на правдивости своих показаний с величайшим упрямством. Dacquignié утверждала, что убила своего мужа, защищая собственную жизнь, хотя на ней не найдено было ни малейших следов борьбы. Затем она созналась, что нанесла ему только один удар кинжалом, между тем как на трупе убитого было найдено шесть ран. Точно так же оправдывалась на суде и D. Lafarge, попавшая на скамью подсудимых за похищение бриллиантов, выдумав для своей защиты целый роман, очень запутанный и нелепый, а Hoegeli уверяла, что она только хотела слегка наказать своего ребенка и если он умер, то это просто несчастная случайность. Dépise, которая подстерегла своего любовника и из засады нанесла ему рану, утверждала, что любовник ее бил, повалил на землю и натравил даже на нее собаку. Prager показала на суде, что спрятала в комнате мужа своего брата, вооруженного револьвером, только для того, чтобы он достал ей несколько очень важных компрометирующих ее в бракоразводном процессе писем. При этом она ни за что не хотела сознаться, что письма эти служили доказательством ее супружеской неверности. Что же касается револьвера, то он был взят, по ее словам, только лишь с целью пригрозить мужу. Очень часто преступницы во время процесса меняют свою систему защиты по нескольку раз, совершенно не думая о том, что такие частые перемены в их показаниях должны в высшей степени поколебать доверие судей к словам их. Goglet, поджегшая дом с целью погубить в огне своего старого мужа, показала сперва, что поджог совершил какой-то неизвестный ей мужчина, в которого она даже стреляла, но промахнулась; потом она изменила свое показание и стала утверждать, что она не есть вовсе сама Goglet, a только подруга ее, похожая на нее по цвету волос, и что она из дружбы к этой Goglet согласилась ухаживать за ее больным мужем. Когда же последний настаивал на том, что эта женщина и есть именно его жена, у нее хватило дерзости заявить, что человек этот после операции плохо видит и потому ошибочно принимает ее за свою жену. "Преступница, -- говорит Rykére, -- больше софистич-на и хитра, нежели преступник. Она всегда находит отговорки и оправдания, поражающие своею неожиданностью и странностью". "Девушки, -- пишет пастор Arnoux, -- не только больше мальчиков подвержены злу, но они также лгут более ловко и дерзко, чем они, с большей смелостью рассказывают разные выдуманные ими истории и превосходят их в искусстве лицемерить". В общем, оправдания преступниц также отличаются сложностью и нелепостью, т.е. той именно запутанностью, которую мы так часто находим в планах их преступлений. Мы опять встречаемся здесь со свойственной даже нормальным женщинам лживостью, но осложненной и доведенной до крайних пределов. Преступницы эти лгут прямо в глаза с таким упорством, несмотря даже на самые очевидные улики, потому что они вообще малочувствительны к истине и не могут вообразить себя на месте судей, убежденных массой доказательств в их виновности. Логичность фактов не имеет в глазах их никакого значения, потому что они, как женщины, не признают силы неоспоримой убедительности и думают, что все рассуждают так же, как и они. Прибегая ко всевозможным выдумкам с целью оправдать себя в глазах судей, преступницы совершенно не видят всей нелепости их, ибо в них очень слабо развита та логика мышления, которая должна была бы удержать их от противоречий. К этому присоединяется еще действие самовнушения, благодаря которому они в конце концов начинают сами верить в часто повторяемую ими ложь, -- самовнушение, влияние которого тем сильнее, чем скорее сглаживается из их памяти воспоминание о совершенном преступлении. С течением времени, когда истинная суть самого злодеяния ими почти совершенно забыта, они помнят только свой собственный вымысел, не заботясь уже о том, насколько он соответствует истине. Поэтому ложь сопряжена у преступниц с ничтожным напряжением их умственных способностей, и так как на характер вымысла они обращают тоже мало внимания, то вся энергия их сводится к упорному повторению его без колебаний и неуверенности, благодаря чему они нередко вселяют доверие к своим словам даже в сердцах судей и присяжных заседателей. 20. Самообличение. Благодаря тому противоречию, которое мы так часто встречаем в характере женщины, у преступниц рядом с упорнейшим отрицанием ими своей вины наблюдается подчас неожиданное добровольное стремление обличить себя. Явление это объясняется различными причинами. В одном случае дело сводится к потребности поболтать и поделиться с другими своей тайной, что -- как мы видели -- характерно для женщин. Так, например, G. Bompard рассказывает во время морского переезда из Америки во Францию одному пассажиру, некоему Granger, много подробностей про Eyraud. Затем, находясь уже в Париже, где все газеты были полны ею и ее любовником, она не может удержаться, чтобы не сообщить тому же Granger, что она и есть именно эта разыскиваемая Bompard. Faure, облившая серной кислотой своего любовника, приняла такие меры предосторожности, что преступление ее осталось бы нераскрытым, если б она сама не рассказала о нем одной подруге своей. Очевидно, она испытывала потребность поделиться с кем-нибудь радостью по поводу удачной мести, для того чтобы лучше насладиться ею. Конечно, при всем этом играют известную роль легкомыслие и неосторожность преступниц, которые охотно разговаривают о своем преступлении, не думая о связанной с этим опасности (Lombroso. Uomo delinquente. T.1). В другом случае самообличение выражается в иной форме. Так как неосторожность преступницы никогда не заходит так далеко, чтобы сообщить кому-нибудь план задуманного ею преступления до того, как оно приведено в исполнение, то она удовлетворяет своей потребности говорить о преступлении косвенным образом; отравительница, например, обнаруживает преувеличенную заботу о здоровье намеченной жертвы: она старается казаться печальной и то и дело выражает свои опасения, что последняя не проживет долго, хотя в настоящую минуту, по-видимому, и совершенно здорова. Если жертва легла в постель, отравительница еще задолго до того, как у других явится мысль о какой-нибудь серьезной болезни, уже начинает беспокоиться насчет дурного исхода ее. Все это направлено к тому, чтобы так или иначе иметь возможность говорить о замышляемом или совершенном преступлении. Когда Lafarge отослала своему мужу отравленный пирог, она тотчас же сообщила нескольким знакомым, что у нее есть тяжелое предчувствие потерять кого-нибудь из близких ей, и осведомлялась насчет того, какой траур носят вдовы в этой местности. Hagu, отравившая жену своего любовника Rogier, сказала окружающим, когда у последней обнаружились только первые признаки отравления: "Я вам говорю, что она долго не протянет; где это видано, чтобы молодой мужчина мог жить с такой женой, которая его ненавидит". Точно так же и Jegado, когда одна из ее жертв заболела и все еще думали о легком, пустом заболевании, выразилась следующим образом: "Она умрет от этого, можете мне поверить; от такой болезни не выздоравливают; бегите лучше за священником". Женщины находят особенное удовольствие в том, чтобы много говорить о совершенном преступлении, потому что они при этом мысленно переживают его и продолжают испытывать то наслаждение, которое доставляет оно им. Так, Jegado всегда говорила только про мертвых и про похороны, так что один свидетель выразился даже про нее на суде: "Sa conversation était la conversation des morts et des défunts"*. Совершенно понятно, почему женщина говорит гораздо больше и чаще мужчины о своем преступлении: беседа -- это единственное доступное средство переживать его, между тем как мужчина может прибегать с этой целью к кисти и письму, которые редко доступны женщинам. Женщина должна болтать о своем преступлении, между тем как мужчина может нарисовать его, описать или даже просто выцарапать на стенке, сосуде и т.п.** [*"Ее речь была речью мертвых и погребенных" (фр.).] [**Lombroso. Uomo delinquente. T. 1. С. 322.] Своеобразной формой самообличения является часто признание преступниц перед своими любовниками в совершенном преступлении даже в тех случаях, когда любовники ничего подобного от них не требуют и не подозревают никакого преступления. Такой документ часто появляется потом на сцене в виде доказательства их виновности, и в тех случаях, когда любовь их к своим любовникам миновала, они идут на новое преступление, чтобы избавиться от этих опасных для них лиц. Так, Virg., разошедшись со своим любовником Signorino, убила его, боясь, что он ее выдаст, имея в руках доказательство совершенного ею преступления. Menghini доверила тайну отравления ею мужа своему любовнику Ottavi, и, когда последний бросил ее, она подговорила своего нового обожателя убить его, чтобы отделаться от такого опасного человека. Подобное признание является естественным следствием возникающей между любовниками наклонности к безграничной откровенности и указанной нами раньше потребности любящей женщины приносить в жертву любимому человеку не только свое "я" и свое тело, но также свою душу и судьбу. Чем дороже принесенная ею жертва, тем счастливее она, а разве есть у нее что-нибудь, что она должна была бы тщательней скрывать, чем сознание и доказательства своей преступности? Она предпочитает отдаться связанная по ногам и рукам своему любовнику, вполне полагаясь на его усмотрение. Преступная натура ее сказывается в беспечности, мешающей ей задуматься над неизбежным концом ее временной любви, и в отсутствии всякого нравственного чувства, при котором самое тяжелое преступление кажется ей небольшим проступком. Как могла бы женщина, у которой не притуплено еще вполне моральное чувство, осмелиться открыть свою преступную душу честному любовнику, не боясь, что подобное признание оттолкнет его от нее и вселит к ней отвращение, несмотря на то, как бы ни дорожил он на первых порах ее взаимностью. Преступницы часто выдают своих любовников, соучастников их преступлений, из чувства ревности, покинутые ими, но нередко причиной подобной измены с их стороны является не ревность и желание мстить, а тонкий расчет избавиться от угрожающей им опасности, которая с минуты на минуту увеличивается. Они надеются заслужить себе таким образом снисхождение, особенно если они молоды и недурны собою. Крайнее непостоянство их привязанностей, в силу которого они ко вчерашнему божеству и кумиру относятся сегодня равнодушно или даже с отвращением, играет при этом значительную роль. Известно, что разбойничьи шайки ничего так не боятся, как доноса женщин. Bompard, не задумываясь, передала в руки правосудия своего несчастного соучастника, который был до известной степени ее жертвой. Bistor был арестован по доносу своей любовницы Perrin именно в ту минуту, когда направленное против него следствие должно было прекратиться за недостаточностью улик. Благодаря всем только что перечисленным моментам доносы и разоблачения со стороны преступниц -- явление довольно частое. Этим объясняется, почему интеллигентные преступники всегда относятся с величайшим недоверием к женщинам. В шайке Chevalier и Abadie были только две женщины, именно их любовницы; прочие же члены шайки ни под каким видом не должны были обзаводиться постоянными сожительницами. 21. Заключение. Таков нравственный облик врожденной преступницы, которая обнаруживает большую наклонность сливаться с мужским типом. Мы находим и в криминальной ее психологии атавистическое ослабление ее вторичных половых признаков, которое мы уже отметили при антропологическом изучении. Ее усиленная половая чувствительность, слабый материнский инстинкт, наклонность к бродячей, рассеянной жизни, интеллигентность, смелость и способность подчинять своей воле путем внушения слабохарактерные существа, наконец, ее тяготение к мужскому образу жизни, мужским порокам и даже к мужской одежде -- все это изобличает в ней то одну, то другую особенность чисто мужского характера. Ко всему перечисленному следует прибавить еще отвратительные черты, свойственные исключительно женской натуре, как мстительность, коварство, жестокость, лживость, страсть к нарядам и пр. и пр. Все эти качества выражены то в большей, то в меньшей степени у отдельных индивидов. Некоторые из них, например Bouhors, обладают громадной физической силой, но плохими умственными способностями. Другие, как Р., физически слабы, но зато отличаются умом и замечательной изобретательностью. Там же, где все эти черты соединены вместе, мы имеем дело с самыми ужасными, по счастию редкими, типами женской преступности. Такою именно была Bell-Star, еще недавняя гроза и ужас жителей Техаса. Уже воспитание ее сильно благоприятствовало развитию ее природных качеств характера. Именно будучи дочерью одного партизанского предводителя партии Юга в войне 1861-1865 годов, она провела свое детство и юность среди ужасов, грабежей и убийств, которыми эта война сопровождалась, и в 10 лет уже отлично владела, к общему удовольствию окружающих, лассо, револьвером, ружьем и boure knife. Сильная и смелая, как мужчина, она охотнее всего объезжала диких лошадей и однажды в Оакланде выиграла в течение одного и того же дня два приза на скачках. Она была очень чувственная натура и никогда не удовлетворялась одним любовником; у нее их было столько, сколько desperados и outlaws было в Техасе, Канзасе, Небраске и Неваде. В 18 лет она стояла уже во главе шайки диких бандитов, которых вполне подчинила своей воле умом и обаятельной наружностью. С этой бандой она нападала на города и грабила их, давая настоящие сражения отрядам правительственных войск. Иногда она одна, переодетая мужчиной, появлялась в многолюдных местах среди белого дня. Однажды она провела ночь в той самой гостинице, где находился судья, разыскивавший ее, и даже ночевала в одной с ним комнате, причем последний, конечно, и не подозревал, что его товарищ по комнате -- женщина. Судья этот накануне хвастал за общим столом, что он, наверное, узнал бы Bell-Star и схватил бы ее, если б ему пришлось где-нибудь с ней встретиться. Наутро, после ночи, проведенной вместе, она назвала себя, обругала судью, избила его кнутом, вскочила на лошадь и умчалась. Она оставила мемуары. Самым горячим желанием ее было, как говорила она, умереть в сапогах. Желание ее исполнилось, потому что она была убита во главе своей шайки во время одной стычки с правительственными войсками. Другим замечательным разбойником в юбке была француженка Zélie. Очень одаренная от природы, прекрасно владевшая тремя языками, привлекательная по своему уму и наружности, она уже с детства отличалась вероломным характером и чувственностью. Попав благодаря одной любовной истории в общество североамериканских бандитов, она сделалась атаманом одной шайки их. Гордая и храбрая, она выступала во главе их навстречу всякой опасности и никогда не теряла своего мужества: на краю пропасти при экспедиции в горы, во время землетрясения, эпидемии и в бою -- она была постоянно одинаково спокойна. Умерла она в одной французской больнице для психических больных при явлениях очень тяжелого истерического припадка. Многократно упоминаемая Ottolenghi 17-летняя воровка и проститутка M. R. начала свою карьеру тем, что на 12-м году обокрала своего отца и растратила со своими подругами украденные деньги на лакомства. В 15 лет она убежала из дому с одним любовником, но скоро оставила его, чтобы отдаться проституции, и организовала в 16 лет настоящую торговлю 12-13-летними девочками, которых продавала за громадные деньги богатым мужчинам, уделяя из своих доходов этим несчастным детям по нескольку су. Не довольствуясь этим, она вымогала еще у своих богатых клиентов значительные суммы денег, угрожая им публичными скандалами. Из мести она совершила два тяжких преступления, в которых сказались основные черты ее характера: жестокость и хитрость. Она заманила за город одну из товарок своих, дурно отзывавшуюся о ней, и, пользуясь пустынностью места и наступившими сумерками, напала на нее, повалила на землю и била ключом до тех пор, пока та подавала еще признаки жизни. После этого она преспокойно вернулась в город. Когда кто-то ей заметил, что она могла таким образом убить свою товарку, она отвечала: "Ну так что ж? При этом свидетелей не было!" В другой раз говорили о том, что ключом убить человека нельзя. "Отчего, -- возразила она, -- если бить сильно в виски, можно убить и ключом". Другая жертва ее была одна из ею же проданных девочек, красота и успехи которой в качестве кокотки возбудили такую зависть и ненависть ее, что она подсыпала ей в кофейне яд в чашку кофе, и та спустя несколько часов умерла. Приведенные случаи подтверждают раньше сформулированный нами закон, что настоящие женские преступные типы более ужасны, нежели мужские.