Под «бредовыми идеями» мы понимаем стойко, в течение более или менее длительного периода держащиеся умозаключения, не поддающиеся изменениям и коррекции под влиянием реальной действительности.

Относительно генеза бредовых идей издавна существуют самые разнообразные гипотезы, ярко отражающие на себе всю историю различных течений в психиатрии. Было время, когда все душевные болезни связывались с расстройством интеллекта, с учением о «фиксированных идеях», «мономаниях», и тогда большинство форм душевных заболеваний диагносцировалось как «паранойя» (бредовое помешательство). Гризингер стал придавать большее значение изменению настроения и стал учить о возникновении бреда на почве меланхолии и мании.

После этого в психиатрии долгое время в вопросе о генезе бреда спор шел о том, является ли при этом первичным пораже­ние интеллекта или жизни аффективной. Краффт-Эбинг, Гитциг приписывали главную роль расстройству способности суждений. В ернике точно также говорите «сеюнкции» ассоциативных процессов как причине бреда. Другие авторы отмечали, что параноики нередко именно тем и отличаются, что у них за исключением определенных бредовых идей сохранена способность суждения и имеются даже высокие способности, и, выделяя случаи, где бред, как говорили, был «вторичным», как результат слабо­умия, все случаи бреда «первичного» при сохранности способно­сти суждения объясняли изменениями настроения. Мейнерт приводит такой пример: маньякального больного охватывает счастье, он делает ошибочное заключение о причине этого счастья: он - богат. У здорового настроение определяется условиями, у больного от болезненного изменения настроения делается заключение к условиям. Однако, под «настроением» старые авторы понимали нередко не только элементарные эмоции, но более широкое изменение всего «я». Штерринг, напр., говорит, что бред подозритель­ности, преследования вызывается «настроением подозрительности», «боязливо-ипохондрическим настроением». Вестфаль, поэтому, более точно говорит, что бред возникает от того, что патологиче­ское изменение функций мозга вызывает чувство «изменения я»... «Если и здоровый получит новый чин, наденет новое платье, то он думает, что все на него обращают внимание; также и больной, чувствуя, что с ним происходит перемена, думает, что все обращают на него внимание: отсюда вначале бред отношения, потом преследо­вания, потом величия... «Эмоциальные расстройства по Вестфалю занимают в картине второстепенное место. Таким образом, бредо­вые идеи стали связывать с своеобразными изменениями личности, не связанными вполне ни с интеллектом, ни с эмоциями.

В дальнейшем расстройства интеллекта Мейнертом, Фричем, Кальбаумом, Мерклиным были разделены на ряд подвидов: аменция, слабоумие, паранойя и, таким образом, область паранойи была сужена и уточнена.

Но все же отзвуки спора о генезе бреда из интеллекта или аффективных состояний дошел до наших дней. Еще недавно Шпехт и Эвальд, хотя соответственно современным знаниям и несколько в иной форме, решая тот же вопрос, доказывали, что все формы паранойи надо отнести к хронической мании или особым состояниям маньякально-депрессивного психоза.

С развитием учения о дегенерации и психопатиях, с одной стороны, и болезнях-процессах — с другой, возник вопрос о том, принадлежит ли паранойя к дегенеративным формам, возник вопрос об ее эндогенности или экзогенности, возник вопрос о «развитии» (Entwicklung) паранойи из особенностей характера или на почве патологического «процесса». Особенно ярко последний вопрос обсуждался, напр., в одной из новейших работ Вестертерпа. Крепелин не видит в генезе бреда чего-либо единого; это лишь симптомокомплекс. На основании течения он выделяет: 1) формы, целиком объясняемые ситуацией, возникающие как психологически понятное развитие характера вследствие переживаний в особых условиях (бредовые формы у арестантов, у тугоухих, бред сутяжничества);

2) «настоящую паранойю», возникающую на почве особого предрасположения (повышенное самомнение, эгоизм, живость воображения и интеллектуальная недостаточность) путем болезненной переработки жизненных событий;

3) «парафрении»—болезненный процесс, при котором развиваются не вполне систематизированные бредовые идеи с прогрес­сирующим ослаблением интеллекта, но без распада духовной личности, без оскудения эмоциональной жизни, которые наблюдаются при шизофрении.

И, наконец, 4) острые и хронические бредовые симптомокомплексы, связанные с шизофреническим процессом и с эмоциональ­ными особенностями при маньякально-депрессивном психозе.

Однако, многие авторы вовсе отрицают самостоятельность этих форм. Шпехт, Штоккер, Эвальд большую часть паранойи относят к маньякально-депрессивному психозу. Эвальд выделяет гиполойю, как особый подвид маньякально-депрессивного психоза; при «гипоноической конституции» бредовые идеи возникают аутохтонно. Блейлер считает «настояющую паранойю» Крепелина весьма медленно протекающей шизофренией, а относительно пара­френии говорит, что «наша современная диагностика не в состоя­нии отделить этой формы от многочисленных легких форм несо­мненной шизофрении». Мейер, собравши катамнезы парафрении Крепелина, нашел, что во многих случаях, в конце концов, все же наступает распад личности. Отрицают парафрению, как особое заболевание, также Крюгер, Эйзат. Точно также, на основании изучения генеалогии парафреников и настоящих параноиков Кре­пелина, ¹⁾ Гоффманн, Керер и др. считают настоящую пара­нойю и парафрению возникающими на почве, родственной шизо­френии. Альцгеймер, также считает паранойю возникающей из некоторого дегенеративного «Mycel», родственного шизофрени­ческому предрасположению. Очень интересно, что, исследуя генеа­логии «сутяжнического бреда», который Крепелин относит к числу психогенных психозов, Экономо в 1/3 случаев нашел у них детей шизофреников. Даже авторы, в общем сочувствующие выде­лению «настоящей паранойи» Крепелина, ограничивают ее объем. Так, Т. А. Гейер считает, что на почве особого предрасположе­ния возникают только бредовые формы величия, бред же пресле­дования возникает на почве тревожно-мнительного или маньякально-депрессивного предрасположения.

Наконец, сам Крепелин за последнее время делает некоторые поправки к своему учению о паранойе, соглашаясь, что 1) эндогенно обусловленная настоящая паранойя до некоторой степени есть и психогенное заболевание, так что паранойя и психогенный бред есть звенья одной цепи; 2) что помимо форм длительного и непоколебимого бредообразования надо признать и существование рудиментарных, преходящих параноических состояний.

Кречмер, стремясь к психологическому пониманию возникно­вения паранойи, приходит к заключению, что бредовые идеи для своего возникновения не нуждаются в каком-либо специальном предрасположении: «Es giebt keine Paranoja, sondern nur Paranoiker». Бредовые идеи возникают как результат психологической реакции личности той или иной структуры на соответствующие жизненные переживания и положения; исчезает переживание, изменяется ситуация — исчезают и бредовые идеи, остается ситуация и переживания — бредовые идеи делаются хроническими. В зави­симости от особенностей характера находится и характер бреда. Таким образом, получается по Кречмеру такая схема форм бре­довых идей:

схема форм бредовых идей

Ганс Майер считает, что бредовые идеи возникают в связи с определенными «комплексными» (в смысле Фрейда) представлениями, реальному осуществлению которых мешает амбивалент­ность стремлений. При этом, вследствие существования комплекса, в поле сознания появляются только с ним связанные идеи, а напряженность аффекта, существующая у параноиков, определяет стойкость и устремление бредовой системы. В связи с таким пони­манием генеза бреда Майер с сочувствием цитирует работу Виерра, который описывает излечение хронической паранойи психоаналитическим методом. Близкую к Майеру концепцию генеза паранойи развивает и Вигерт.

Эти построения паранойи из переживаний вели к тому, что Кречмер заявляет, что хронической паранойи вовсе нет, а есть лишь типы параноических реакций. В известном отношении эти заявления, конечно, правильны. Течение паранойи зависит от внешних условий, а само по себе параноидное предрасположение, как и всякие другие предрасположения, течения болезни не опре­деляет. Однако, несомненно, также, что на развитие механизма параноидных реакций влияют не только переживания, но и характер нейро-психических глубинных механизмов, часто также физические и химические факторы.

В самое последнее время появилась интереснейшая работа Ланге о сущности паранойи. Ланге изучил 91 случай бредовых заболеваний, из них 44 случая «настоящей паранойи» Крепелина, 28 излеченных случаев параноидных заболеваний и 19 слу­чаев параноидных психопатов.

На основании изучения этого материала Ланге приходит к заключению: 1) Случаи «настоящей паранойи», не имеют никакого отношения к шизофрении или маньякально-депрессивному психозу, несомненно, имеются. 2) Несомненно, во всех случаях параноидных заболеваний как хронических, так и острых играют роль, как их возбудители, сответствующие переживания. Однако, далеко не всегда с устранением причин переживания наступало корригирование бреда; не всегда острые переживания вели к острым вспышкам и, наоборот, иногда при хронических конфликтах все же наступало выздоровление. 3) Несомненно, к возникновению бреда вели не только переоценка собственной личности и недостатки интеллекта, но нередко, наоборот, сознание своей неполно­ценности, часто при хороших дарованиях. Переоценка собственной личности часто являлась не причиной, а следствием паранойи. 4) Нельзя также объяснить возникновение бреда несоответствием между способностью суждения и аффективностью, как это делает Блейлер, однако, несомненно, у многих параноиков отсутствует способность установить свои переживания на общей со всеми остальными людьми почве. 5) Люди с одним и тем же характером, при тех же условиях и переживаниях, одни заболевают паранойей, другие—нет. Таким образом причиной бреда вовсе не являются особенности высших слоев психики; они дают только мате­риал для бреда. 6) Не вполне согласен Ланге и с мнением Керера (хотя он ближе стоит к нему, чем к Кречмеру), что основой паранойи является патологический тип построения влечений и инстинктов, хотя, несомненно, изменения при паранойе по Ланге касаются глубоких слоев психики, чем и объясняется, что бред всегда бывает тесно связан со всем «я» больного. По Ланге при паранойе, действительно, существует патологический тип построе­ния каких-то глубинных механизмов, но не в виде определенного патологического построения инстинктов или влечений, а в виде более неопределенного особого предрасположения к параноидным реакциям, особого «paranoische Reaktionsweise».

Это подтверждает и рассмотрение наследственных данных в случаях Ланге. Ланге нашел в своем материале: 12 случаев без всякого психопатического отягощения; в 13 случаях — неясно определенные душевные болезни, при чем несколько раз очевидна органические заболевания (2 раза—прогрессивный паралич, 1 раз эпилепсия, 1 раз — врожденное слабоумие); шизоидное отягощение встретилось лишь в 9 случаях (4 раза несомненная шизофрения,

раза подозрение на шизофрению и 3 раза —шизоиды); также редко и маньякально-депрессивное отягощение —10 раз (при чем 4 раза—несомненные случаи и 6 раз—подозрение на ман.-депр.),

случая психопатий и 22 случая однородных, параноидных заболеваний.

При этом Ланге особенно подчеркивает, что и в подробно им описанном случае Берты Хемпель, также имелось много параноидных родственников, не имевших ничего общего ни с шизоидным, ни с циклоидным кругом.

Керер также при хронических формах паранойи в 71% нашел в семье склонность к параноидным реакциям. Ясно выраженные хронические параноидные психозы, правда, встречались реже, но это свидетельствует только, что для возникновения психоза помимо параноидного предрасположения нужны еще и добавочные мобилизующие его гено- или паратипические факторы.

Предположение Ланге о существовании особого, зависящего от изменения глубинных механизмов нервно-психической деятельности, предрасположения к параноидным реакциям нам кажется совершенно правильным, однако, несомненно, что проявлению этого предрасположения содействуют как различные внешние сомати­ческие и психические моменты, так и некоторые генетические осо­бенности структуры, существующие в личности одновременно с пара­ноидным предрасположением.

Фридманн резко различал «эндогенную» и «экзогенную» формы паранойи, при чем он полагал, что при эндогенной паранойе, типичной формой которой он считал сутяжническое помешательство, настоящую паранойю Крепелина и описанные им формы «milde Paranoja», бред возникает на своеобразном параноидном предрасположении личности, а «экзогенная паранойя», например бред при маньякально-депрессивном психозе, с этим предрасположением и своеобразной параноической структурой не связаны.

Точно также Керер хочет делить паранойи на «психогенные», где мы имеем переработку социологических, извне идущих переживаний, и «соматохтонные параноиды», к которым он относит, глав­ным образом парафрению и шизофренические параноиды.

Мы полагаем, что параноидное предрасположение имеется во всех случаях возникновения бредового сиптомокомплекса и лишь его мобилизующим и патопластически определяющим (по теории Бирнбаума) в одних случаях являются особенности переживаний, «комплексы», в других—различные, чисто физические особенности личности, в третьих, наконец, генетические особенности, существую­щие в структуре личности рядом с параноидным предрасположением. Бирнбаум, и вместе с ним Гаупп, отделяют от вырастаю­щих на настоящем параноидном предрасположении хронических паранойи «бредоподобные образования дегенерантов», острые бредо­вые состояния, встречающиеся наиболее часто в тюрьмах — в осо­бую группу, считая, что в этих случаях дело идет не о бредовых идеях, а о самовнушениях, аналогичных аффективно окрашенным фантазиям истеричных, что в этих случаях не достает стойкости и наклонности к развивающейся систематизации, что здесь в проти­воположность настоящему параноическому характеру имеется подвижность и нестойкость аффекта.

Мы думаем, что группа «бредоподных образований дегенерантов» Бирнбаума является по своему генезу не однообразной. Уже одно то, что как об основе говорится об истерии — этой многоликой и также, по нашему мнению, подлежащей расчленению болезни—свиде­тельствует о многообразии основ этой группы. Во многих случаях роль играет параноидное предрасположение, и лябильность личности в таком случае есть лишь патопластический фактор, зависящий от добавочных генетических ее особенностей; в других, роль играет, действительно, не параноидное, а фантастическое предрасположение 2) и т. п.

Керер, выделяя тюремные паранойи в особую группу, однако же и здесь в 50% нашел однородные параноидные заболевания в семье своих пациентов; ссылаясь на исследования Штерна, он подтвер­ждает, что истерические черты в препсихотической личности таких субъектов очень часты.

Мы думаем, что развитие параноического предрасположения вовсе не обязательно должно идти усиливаясь, как это бывает при настоя­щей паранойе Крепелина, но, в зависимости от окружающих условий и внутренних особенностей личности, кривая развития может идти отдельными вспышками и даже совсем остановиться: являться процессом психологическим (Ясперс), или процессом органическим в зависимости от разных мобилизующих параноидное предрасполо­жение факторов. Однако, все эти факторы имеют лишь патопластическое, а не патогенетическое значение. Существенное же значение играет лишь специальное предрасположение к параноидным реакциям. При описании шизофренической конституции мы уже видели, что на паратипическое выявление шизофренического генного ядра влияют как внешние факторы, так и встречающиеся рядом с ши­зоидными другие особенности генной структуры. Точно также влияют эти факторы и на паратипическую (модификационную) кривую выявления предрасположения к бредовым реакциям. Поста­раемся теперь перечислить эти патопластические факторы, содей­ствующие проявлению параноидного предрасположения.

Из соматических влияний мы отметим следующие: Клейст, описывая свою инволюционную паранойю, говорит о влиянии особенностей внутренней секреции при инволюции организма на возникновение бреда. Зеелерт говорит об артериосклерозе, как лричине старческих параноидных состояний. Еще Краффт-Эбинг отмечал значение алкоголизма, климактерия, гинекологических заболеваний и менструального периода для возникновения паранойи. Вейднер описал возникновение и течение бредовых идей в зависи­мости от степени мозгового давления при мозговой опухоли, а Кречмер и Тинтеманн говорят о повреждении черепа, как возбуди­теле бредовых идей. Возможно, что и бредовые идеи при прогрессивном параличе обусловлены мобилизованным паралитическим процессом параноидным предрасположением. Керер указывает еще на воз­можность возникновения галлюцинаторных параноидов вследствие неправильных ощущений, идущих от измененных экзогенными при­чинами органов ощущений, почему он рекомендует обращать вни­мание на органические заболевания мозга и внутренних органов.

Из особенностей генных структур, содействующих развитию параноида, известны следующие: Гоффманн и Керер говорят о зависимости бредовых реакций от шизоидного ядра, при этом эти авторы подчеркивают, что маньякально-депрессивный психоз в семье параноиков почти не встречается. Стало быть, ген длительной стойкости настроения, особенно типичный для маньякально-депрессивного психоза, вопреки мнению авторов, связывающих паранойю с эмоциональной стойкостью, не создает благоприятных условий для бредовых реакций.

Очень интересно, что и мы лично, просматривая случаи паранойяльных вспышек при маньякально-депрессивном психозе, наблюдавшиеся в психиатрической клинике 1-го МГУ и описанные д-ром Галачьяном, во всех случаях нашли или шизоидную наследственность или чисто шизоидные особенности характера у самих больных (чаще всего сенситивных шизоидов). В главе о строении маньякально-депрессивной конституции мы уже говорили, что часто в нее входят, как составная часть, шизоидные гены. В присутствии этих только ген, повидимому, и развиваются при маньякально-депрессивном психозе паранойяльные вспышки. Очень интересно, что все почти авторы ука­зывают, что бредовые идеи особенно часты при маньякально-депрессивном психозе при депрессии, а мы уже видели, что как раз депрессив­ные состояния особенно часто имеют в себе шизоидные элементы. Таким образом, и в маньякально-депрессивном психозе, при кото­ром бредовые идеи все же, несомненно, нередки, выявлению предрасположения к бредовым реакциям содействуют шизоидные компоненты. Керер указывает, что у параноиков, в особенности при бреде сутяжничества, часто бывают дети шизофреники, в то же время большой материал Гоффманна (семья 51 шизофреника с 129взрос-лыми детьми), так же как и материал самого Керера, ни разу не обнаружил у шизофреников детей с паранойей. Это как нельзя более подтверждает, что предрасположение к бредовым реакциям не зависело от шизофренического предрасположения, и шизофрени­ческое предрасположение имеет значение лишь как фактор, содействующий более резкому проявлению своеобразного параноидного ядра. При этом оказывается понятным, что при хорошо выра­женных параноических реакциях часто есть и шизоидные компо­ненты, и, стало быть, при расщеплении часто возможны дети шизофреники, у шизофреников же ген параноидных реакций может оказаться только совершенно случайно; отсюда, как общее правило, у шизофреников неоткуда взяться детям параноикам.

Также содействует выявлению предрасположения к бредовым реакциям, как. это указывают Лакер и Гаупп, тревожно-мнительный характер, при этом очень интересно наблюдение Ланге, что люди с таким характером ни разу не имели хронического тече­ния бреда, что, очевидно, связано с тем, что само тревожно-мни­тельное предрасположение не предрасполагает к «процессам». В то же время парафрения, особенно близко и тесно связанная с шизоид­ным ядром, на почве которого, как мы видели, часто развиваются процессы—наоборот, дает хронические бредовые формы.

Несомненно содействуют выявлению бредового предрасположения и особенности переживаний. Материал доктора Галачьяна из психиатрической клиники 1 МГУ обнаружил ясно непосредственную связь между возникновением бреда и внешними условиями жизни. Подтверждают это также и указания проф. Рыбакова, что военные и революционные психозы 1905 года носили часто бредовую окраску. На это же указывает и учащение случаев паронойи в настоящее послевоенное, революционное время. Но нельзя считать правильным воззрение Кречмера, что бред есть только психологическая реакция какого-либо характера на соответствующие переживания. Характер, содействующий выявлению бредового расположения, налагая некоторые черты на особенности бреда, не определяет его генеза: психологически понятно только содержание бреда, но не его возникновение. Особенно поучителен в этом отношении случай настоящей паранойи, приводимый Ланге, где учитель семинарии вначале был Wunsch-параноиком, на закате своей жизни после тяжёлого сексуально-морального переживания получил хронический Beziehungswahn, а под старость на свою отставку реагировал сутяжническим помешательством.

Однако, если под характером понимать всю совокупность особен­ностей личности, нельзя, конечно, ставить «предрасположение к бредо­вым реакциям» вне характера(neben dem charakterologischen), как это делает Ланге. Здесь мы подходим к последнему и самому важному вопросу, какие же черты личности, ее поведения должно считать выражением того, что в данной личности есть параноидное генное ядро. Фридманн указал, что параноики — это «люди с очень опреде­ленными устремлениями, у которых аффекты имеют решающее значение, однако они направлены у них внутрь, не обнаруживаясь внешними вспышками. Они отличаются большой чувствительностью, очень заняты своими переживаниями, с большой критикой отно­сятся ко всему окружающему. Они ведут затворнический образ жизни, проявляют недостаток альтруистического чувства, часто имеют сексуальные извращения. Они рабы своей пси­хической возбудимости, опыт жизни не может их обучить, как всех других, подчинять свою аффективную жизнь и устремления суждениям спокойной рефлексии».

Точно также Крепелин говорит, что наклонность к мечтательности толкает параноиков на грандиозные планы, тогда как психические рессурсы не соответствуют этим задачам; отсюда конфликт. Здорового человека неудачи учат, вырабатывают опыт, а параноика они толкают в бред как оправдание своей повышенной самооценки. Крепелин также отмечает эгоизм, чрезмерную личную самооценку—как основные особенности параноиков. Другие авторы, однако, как мы уже указывали, часто видят у параноиков сознание своей беспомощности (Geltongsdrang) при хороших даро­ваниях. При всем своем эгоцентризме, неприспособленности к реаль­ной жизни, мечтательности, параноики все же не теряют связи с жизнью и часто настойчиво проводят свои цели.

Мерклин говорит о подозрительности, недоверчивости, склонности к преувеличениям, к склокам из-за пустяков, обидчивости, упрямстве параноиков. Дикгофф говорит, что и до развития паранойи эти люди отличаются странным, скачущим течением мыслей (Paranoesie).

Ланге говорит, что параноики принадлежат к людям раздра­жительным. Люди рассудительные, спокойные вряд ли встречаются среди параноиков, редки также натуры совсем слабые, пассивные.

Многие говорят о неспособности параноиков понять мелкие особенности окружающей жизни, необходимости примирения своих потребностей с жизнью, к компромиссам с жизнью.

Однако, все эти определения крайне расплывчаты и представляют скорее симптомы уже выраженной болезни — паранойи, чем особенности характера, на почве которого развивается болезнь, и несомненной чертой остается для параноического предрасполо­жения только то, что отметил еще давно Краффт - Эбинг, а именно, что при паранойе ббльшую роль играет бессознательная (resp. глубокие слои психики), чем сознательная жизнь. Эта особен­ность, невидимому, и приводила всех авторов к подчеркиванию роли «аффективности» в генезе паранойи, при чем под этой «аффективностью» надо понимать не количественное изменение эмоциональной жизни, как бывает при маньякально-депрессивном психозе, а каче­ственные особенности и не только эмоций, но всей, глубинной личности (жизнь влечений, инстинктов). Неопределенность в описа­нии параноического характера так велика, что когда Крюгер попытался сделать сводку всех черт характера, наблюдавшихся у параноиков до заболевания, то описанные им особенности пред­ставили собрание всех мыслимых человеческих особенностей.

Эти трудности выделения параноидного характера зависят прежде всего от разнообразия тех генных структур, которые, существуя в личности параноика рядом с параноидными особенностями, могут их мобилизовать к проявлению. Вместо черт пара­ноидного предрасположения отмечаются черты мобилизующих его конституций, напр, шизоидные.

Затем, вероятно, черты параноидного характера имеют более интимный, глубинный характер и потому нерезко видны для наблюдателя. В общем, однако, следует сказать, что дело будущего путем тщательного изучения генеалогий параноиков и держащихся в них стойких особенностей более детально выяснить тип основ­ных особенностей их личности.

О тесной связи параноических механизмов с эндокринно-вегетативной системой и с системами инстинктов говорит отмечаемое многими авторами (Крепедин, Клейст, Кречмер, Фрейд, Штекель, Керер) связь паранойи с особенностями сексуаль­ной жизни: отмечается нередко симптомы бисексуальности. Соматометрические исследования М. П. Андреева, произведенные в нашей клинике, отмечают также и определенные особенности телосложения у лиц с параноидным симптомокомплексом. Среди больных мужчин (исследование пока произведено только относи­тельно мужчин) с параноидной картиной болезни М. П. Андрее» обнаружил в 27% феминальное телосложение (широкий таз, узкие плечи), тогда как у шизофреников вообще такое телосложение-встречалось лишь в 14,5%; а у циклоидов всего в 3,5%.

Бумке выделяет активное (кверулянты) и пассивное (бред. отношения) параноидное предрасположение. Нам кажется вполне возможным, что, как и в шизоидном предрасположении, эти две формы так сказать гиперкинетического и акинетического предрасположения, быть может, могли бы быть выделены, но более или менее опре­деленных генетических исследований в этом отношении еще не имеется.

1) Напр. известный параноик Эрнст Вагнер, описанный Гауппом, имел мать шизофреничку и брата шизофреника.