Теперь мы особо поговорим о «симптомах». Что такое «симптом»? В медицинском понимании это признак заболевания, уловимое указание на болезнь. Эмпирическим путем при той или иной болезни обнаруживают те или иные признаки. Или наоборот: по признакам можно эмпирически судить об определенной болезни. Это относится к отдельным областям психиатрии, к соматически обусловленным психозам. По наличию деменции судят о каком-либо процессе головного мозга. Она является его «симптомом». Из наличия делирия делают вывод об остром (или эпизодически возникающем в рамках органического заболевания) «мозговом кризисе» — прямом или косвенном. Это — «симптоматический» психоз, как говорят по привычке, но по сути очень необдуманно. Хронический паралитический психоз, конечно, тоже является «симптоматическим», как и «эндогенные психозы», по предположению большинства психиатров. Что же такое «симптом» при этих эндогенных, то есть не обусловленных соматическими причинами психозах? В развитие медицинского подхода это можно охарактеризовать так: появление, например, бреда является именно симптомом хотя и неизвестной, но поддающейся постулированию болезни. Однако было бы осмотрительнее понимать здесь под «симптомом» более или менее характерное, снова и снова обнаруживаемое свойство некоей чисто психопатологической структуры «состояние — течение». Конечно, в таком случае теряется медицинский смысл слова «симптом». Психопатологическое образование «состояние — течение» — это не болезнь, которая может создавать симптомы. Отнятие мыслей, например, является по сути не симптомом чисто психопатологически сформировавшейся шизофрении, а часто встречающимся и потому выделяющимся признаком. К тому же здесь действует не тот принцип, когда вывод об определенной болезни делают на основании определенного наблюдения, как судят о прогрессивном параличе по неподвижности зрачков и нарушению артикуляции речи. Методика здесь совсем иная: если при психозе, не обусловленном соматическими причинами, я обнаруживаю отнятие мыслей, я называю это, в определенной степени по соглашению, шизофренией. Этого значения слова «симптом» можно придерживаться. Значит, мы переходим в область эндогенных, то есть соматически не обусловленных психозов, формирующихся только психопатологически. Тем самым «признак», в применении к структуре «состояние — течение», все-таки является еще клиническим понятием. Когда же HOFER и TELLENBACH (соответственно, различными способами) противопоставляют «симптом» «феномену»⁰⁰¹ , под этим не подразумевается уже ничего клинического.

По возможности характеристика какого-либо симптома как шизофренического должна согласовываться не только со мною самим, но и коллективно с другими. Принудить к этому я никого не могу. Напомню еще раз вышесказанное: я не могу говорить, что это является шизофренией, а только — что я называю это шизофренией или что это обычно сегодня называют шизофренией. В принципе это относится, конечно, и к циклотимным симптомам или каким-то другим симптоматологическим образованиям в рамках эндогенных психозов, да и ко всем моментам, когда психиатрия диагностически явно переходит в психопатологию. Строго говоря, диагностическое «является» существует лишь в ее соматологической части.

После того как мы уяснили, что означает «симптом» в медицине и что — в рамках не обусловленных соматическими причинами психозов, можно говорить и о симптомах этих психозов, то есть чисто психологических симптомах. Клиническая психопатология не может отказаться от «симптомов» и внутри несоматогенных психозов, пусть даже лишь в описанном выше значении, которое категорически выходит за рамки медицинского значения. В области образований «состояние — течение», рассматриваемых в чисто психологическом плане, мы говорим и о диагнозе, хотя и это обозначение, строго говоря, уместно только в медицине.

Симптомами, которые мы выделили как диагностически важные, были, во-первых, аномальные переживания, а во-вторых, аномальное выражение. Теперь необходимо попытаться расположить в иерархическом порядке симптомы как основу для постановки диагноза. В самом общем смысле можно сказать, что для диагноза безоговорочно осмысленные способы переживания имеют преимущество перед аномалиями выражения, которые у наблюдателя превращаются во впечатление со всеми субъективными источниками ошибок. Так, очень сомнительными симптомами являются натянутость, жеманство, манерность, чудачество, замкнутость, пусть даже и столь ярко выраженные, что кажутся не подверженными субъективности впечатления. Во всяком случае, строить диагноз исключительно на таких впечатлениях можно лишь в самых редких случаях и никогда — на основании истории болезни, характеристик, составленных другими наблюдателями⁰⁰² . Указанная выше сомнительность обозначения «симптом» относится и к выражению.

Даже то, что больные сами рассказывают о своих переживаниях, требует самого тщательного анализа и не вызывающего сомнений определения. Использовать можно только достоверные данные. Всегда возникает вопрос, действительно ли соответствует рассказанное и, по нашему мнению, постигнутое нами, тому, что переживается на самом деле. То, что было пережито, становится доступным только через описание, рассказ. Здесь следует сделать некоторые оговорки. Те описания переживаний больных шизофренией, которые мы приводим в сокращенном или дословном виде, можно из-за их трезвого и объективного характера оценивать, пожалуй, как в известной степени адекватные действительно пережитому. При бредовых восприятиях это, разумеется, уже сомнительнее, так как неясно, можно ли их адекватно изложить. Наверняка это было бы невозможно при описаниях «великих» шизофренических переживаний, примеры которых нам не было необходимости приводить⁰⁰³ . Самохарактеристики экстазов, пророческих видений — например, конца света, с трудом поддаются адекватному воспроизведению. Ведь рассказываемое должно поневоле приспосабливаться к структуре повседневной речи, ее логике и ее потребности во взаимосвязях и приводиться в соответствие с этими правилами. То есть рассказчик транспонирует противоречивое, зыбкое в упорядоченное и удобопонятное. Нечто похожее происходит при пересказе снов, а также при описании делирантных и сумеречных состояний. Следовательно, такие самохарактеристики нельзя воспринимать слишком буквально, с позиций нормальной психологии. Впрочем, для диагноза не имеет большого значения это транспонирование, которое в принципе следует учитывать при всех шизофренических самохарактеристиках. Циклотимные самохарактеристики можно с гораздо большим основанием воспринимать более буквально. Структура мышления и содержание, во всяком случае у циклотимно-депрессивных больных, несравнимо ближе к непсихотической жизни. Это относится и к тем случаям, когда в клиническом смысле здесь отрицаются переходы. Поэтому при клинически ясных случаях вряд ли можно принимать в расчет присущее шизофреническим самохарактеристикам транспонирование. О транспонировании мы говорим строго в приведенном выше смысле, не имея в виду обыденного, не затрагивающего структуры преобразования любого пережитого события в рассказ. Самохарактеристики переживаний всегда уходят корнями в личность, в биографические, а не только в психотические повороты событий и ситуаций. Значит, отдельно, выборочно их можно использовать разве что в дидактических целях, как в данном случае.

Наконец, необходимо ясно представлять себе, что даже в тех случаях, когда мы не узнаем ничего определенного или вообще ничего, все же что-то может присутствовать. Умышленное возведение барьера, утаивание болезни, да и речевая неуклюжесть часто являются непреодолимыми препятствиями в наших попытках проникнуть в аномальные переживания. Но если больной охотно и наглядно рассказывает о пережитом, правдоподобно раскрывает его перед нами, то к этому надо подходить избирательно. Кое-что из рассказанного им представляет большую диагностическую ценность, а многое — незначительную.

Среди многочисленных аномальных способов переживания, возникающих при шизофрении, есть несколько, которые мы называем симптомами 1-го ранга — не потому, что считаем их «основными расстройствами», а потому, что для диагноза они имеют совершенно особое значение, как в отношении непсихотических психических аномалий, так и в отношении циклотимии. То есть эта оценка касается только диагноза, для теории шизофрении она не имеет значения, подобного тому, которое подразумевают «основные» и «добавочные»⁰⁰⁴ симптомы Bleuler или «первичные⁰⁰⁵ » и «вторичные⁰⁰⁶ » симптомы того же BLEULER и других авторов⁰⁰⁷ . В ходе нашего исследования мы выделили все симптомы 1-го ранга и проиллюстрировали их примерами. Вот они в последовательности, соответствующей нашему исследованию:

• звучание мыслей,
• слышание голосов в форме диалога,
• слышание голосов, сопровождающих замечаниями собственные действия,
• переживания телесного воздействия,
• отнятие мыслей и другие виды воздействия на мысли,
• распространение мыслей,
• бредовое восприятие,
• а также всякие действия и влияние других в области эмоций, стремлений (влечений) и желаний.

В тех случаях, когда подобные способы переживания несомненно имеют место, а основные соматические заболевания обнаружить не удается, с клинической точки зрения мы со всей осторожностью говорим о шизофрении. Ибо следует знать, что все они, вероятно, иногда могут возникать и при психотических состояниях на почве уловимого основного заболевания: при алкогольных психозах, в эпилептических сумеречных состояниях, при анемических и других симптоматических психозах, при самых различных мозговых процессах. Наверное, можно было бы назвать и другие шизофренические симптомы 1-го ранга, однако мы ограничиваемся теми, которые теоретически и при обследовании можно распознать без большого труда.

Мы далеки от того, чтобы предполагать наличие общей структуры для этих симптомов 1-го ранга. Некоторые из них, разумеется, можно рассматривать в совокупности с точки зрения «проницаемости барьера между Я и окружающим миром», потери контуров своего Я. Именно то, что является расстройством Я: телесное воздействие, отнятие мыслей, воздействие на мысли, распространение мыслей и все «искусственное» в области чувств, влечении и желаний. К этой формуле, однако, не могут быть отнесены упомянутые «неискусственные» обманы чувств (отнюдь не все обманы чувств являются симптомами 1-го ранга) и бредовое восприятие.

Гораздо меньшее значение для диагноза шизофрении имеют все прочие возникающие при ней способы переживаний, которые мы называем симптомами 2-го ранга. К ним относятся:

• остальные обманы чувств,
• бредоподобные фантазии,
• растерянность,
• депрессивные и веселые расстройства настроения⁰⁰⁸ , пережитое обеднение эмоций и некоторые другие.

Если мы имеем дело только с этими симптомами 2-го ранга, то тогда при постановке диагноза все определяется общим клиническим контекстом.

Для диагноза шизофрении необязательно наличие симптомов 1-го ранга; по крайней мере, они не всегда очевидны. Часто мы вынуждены ставить диагноз на основе симптомов 2-го ранга, иногда даже, в виде исключения — лишь на основе симптомов выражения, если они соответственно часты и отчетливы. Мы также не проводим лишь на основании симптомов 1-го ранга четкой границы между шизофренией и психопатическими состояниями⁰⁰⁹ — это позволяют сделать также симптомы 2-го ранга и симптомы выражения в их совокупности и сочетании.

При взаимной дифференциальной типологии между шизофренией и циклотимией симптомы 1-го ранга имеют такое решающее значение, как никакие другие. Неоспоримый приоритет они имеют в вопросе установления связи. На имеющихся и здесь и там симптомах 2-го ранга основываются встречающиеся иногда непредвзятому клиническому взгляду переходы между обеими формами.

В области циклотимии нам не известен сейчас ни один симптом, который мы могли бы назвать симптомом 1-го ранга. Мы не знаем ни одного симптома, наличие которого давало бы возможность сказать: это циклотимия. Таким признаком можно еще считать разве что витальный характер расстройства настроения. Вряд ли можно требовать, чтобы само настроение было физически локализовано, так как это была бы слишком узкая почва, но в общем упадке или приподнятости физических чувств можно было бы усматривать симптом 1-го ранга. То, что этот симптом присутствует отнюдь не всегда, не являлось бы помехой, так как и диагностику шизофрении мы ведь проводим независимо от наличия симптомов 1-го ранга. Весомым контраргументом, однако, является то, что неприятные физические чувства очень часто бывают и вторичными, например, как следствие реактивной тоски связанными с ней в переживании столь неразрывно, что само горе одновременно переживается как физическое чувство. Тем самым сравнение с шизофреническими симптомами 1-го ранга неудачно, поскольку они как раз не бывают вторичными: там, где они однозначно присутствуют, их психологически невозможно объяснить ничем первичным. Тогда уж эти первичные и вторичные витальные расстройства должны были бы иметь раз-личное качество, что, однако, не поддается никакому выявлению и, вероятно, вообще невозможно. Также и то, что при циклотимии нельзя пo-настоящему уловить приподнятость физических чувств, не позволяет рассматривать их поведение как центральный симптом циклотимии. Даже тогда, когда мы видим сущность мании в веселости, а не во встречающейся повсюду возбужденности, настаивать на наличие витальной мании можно в лучшем случае теоретически.

Как только мы откажемся от витальной тоски и просто станем воспринимать физические неприятные чувства вообще как циклотимный симптом, исчезнет всякая опора для диагностики. При этом, безусловно, иногда в рамках циклотимии бывает чисто витальная подавленность без собственно витальной или душевной тоски, depressio sine depressione (депрессия без депрессии). Но принципиальная диагностика не может основываться на витальных неприятных чувствах вообще, так как они встречаются везде, в том числе при подпочвенной депрессии⁰¹⁰ , и их особое качество при циклотимии недоказуемо. Соматические циклотимные депрессии, включая собственно витальные, тоже чаще всего имеют психический ореол: люди ощущают подавленное настроение. С depressio sine depressione следует обращаться осторожно. Все еще слишком мало соматических⁰¹¹ циклотимных депрессий признаются в качестве таковых. Но бывает и так, что они предполагаются слишком часто, что, возможно, связано с удобством соматического лечения.

Разумеется, нельзя упускать из виду то, что депрессия витальных чувств, почти физическая, часто ясно локализованная тоска, которой в большинстве случаев сопутствуют и другие физические неприятные чувства, является очень важным типом циклотимной депрессии. Существует достаточно случаев, симптоматика которых полностью исчерпывается такими жалобами. Витальная депрессия — это часто встречающаяся и довольно однообразная форма циклотимной депрессии, и кроме того, при ней расстройство физических чувств всегда очевидно. Но есть много и таких случаев, когда ничего подобного обнаружить нельзя и ради теории это приходится конструировать. Конечно, какую-то часть богатой симптоматики некоторых циклотимных депрессий можно непосредственно толковать как реакцию на витальную подавленность: человек упрекает себя в лени и неспособности что-либо делать, преувеличенно беспокоится о своем здоровье, не может больше работать и зарабатывать, и все это — наказание за ошибки и грехи. Однако совершенно невозможно истолковывать эти часто абсолютно несправедливые самоупреки, ипохондрический нигилизм, гротескные страхи перед обнищанием или — в маниакальной фазе — необузданные идеи величия как реакцию на витальное эмоциональное состояние, то есть как реакцию на события в качестве эндогенного фундамента. Ведь при мании это состояние тоже совершенно неуловимо.

Кроме того, подавленное эмоциональное состояние циклотимиков часто представляет собой исключительно душевную депрессию⁰¹² , то есть не реактивно, а психологически произвольно возникающую до неизвестного болезненного процесса. Не следует предполагать, что при этом речь идет просто о непатологических в нашем понимании подпочвенных депрессиях, то есть о колебаниях той подпочвы, из которой точно так же беспричинно, следовательно, тоже эндогенно, могут возникать нормальные или психопатически усиленные, более или менее явные психические расстройства настроения. Против этого в меньшей мере говорят степень и продолжительность, так как и то и другое и при циклотимии может быть незначительным, иногда, может быть, даже незначительнее, чем при некоторых подпочвенных депрессиях (впрочем, подпочвенную депрессию, длящуюся, возможно, всего несколько часов, вряд ли можно принять за циклотимную фазу). Более или менее регулярные дневные колебания встречаются при обоих видах. Важным является то обстоятельство, что при циклотимии в большинстве случаев явно не ограничивается такими произвольно возникающими депрессивными эмоциями и фантазиями, а присутствует и другая симптоматика: например, грубые нарушения витальных чувств, торможение, ажитация, выраженные бредоподобные фантазии и другие признаки распада, вследствие которых определенным образом нарушается цельность жизненного развития, чего при подпочвенной депрессии (в том числе психопатической степени) не происходит — при ней эти признаки редко достигают «клинического масштаба». В этом случае мы вынуждены были бы предположить, что здесь какой-то патологический процесс в числе прочего оказывает особенно интенсивное и продолжительное влияние и на неизвестные психотические предпосылки подпочвы. Более вероятно, что эти произвольно возникающие душевные эмоции представляют собой качественно нечто иное, чем произвольно возникающие душевные расстройства настроения нормальной и психопатической жизни. В пользу этого говорит тот факт, что произвольно возникающее душевное расстройство настроения циклотимика не «сливается» с его реактивными настроениями, как это имеет место при немотивированных, опирающихся на глубинную подпочву настроениях непсихотиков. Поэтому в отличие от них оно не подвержено и реактивному влиянию или, во всяком случае, лишь ненадолго. Когда больной циклотимной депрессией переживает нечто печальное, это является для него чем-то иным, нежели его основное циклотимное настроение, чем-то, что в определенной степени существует наряду с ним. Если он в состоянии воспринимать что-то радостное, то это отнюдь не убавляет его печали и не сокращает ее фазу, как, с другой стороны, печальная новость не ухудшает состояние выздоравливающего. Эти факты было бы легче понять, если бы каждая циклотимная депрессия была витальной, что, однако, не соответствует действительности. Но эти факты говорят в пользу особого качества произвольно возникающих эмоций циклотимиков, так как подпочвенные настроения и расстройства настроения нециклотимиков не сопровождаются реактивными. Они тесно связаны с ними и вряд ли когда-либо бывают сильнее реактивных влияний. В большинстве случаев подпочвенные депрессии устранимы с помощью радостной новости, работы, ободрения и отвлечения.

Если мы хотим уяснить себе влияние реактивного начала, то есть пережитых событий, на подпочвенные депрессии, с одной стороны, и на циклотимные депрессии — с другой, то лучше рассматривать проблему реактивного выхода из этих депрессий, чем проблему впадения в них, потому что впадение при обеих формах, как правило, эндогенно. Реактивный выход при подпочвенных депрессиях — это нечто вполне закономерное, но при циклотимных — явно невозможное. Насколько ничтожна реактивная подверженность циклотимиков влиянию, очень отчетливо видно также в необычных жизненных ситуациях. При воздушных тревогах в бомбоубежищах даже возбужденные шизофреники вели себя в большинстве случаев на удивление разумно и в соответствии с ситуацией. Зато сильно заторможенные или ажитированные циклотимики совсем не менялись, как и, например, эпилептики в сумеречном состоянии. Это тоже свидетельствует о том, как далеко от всякой реакции на события разыгрывается циклотимный процесс. В отличии от реактивных и подпочвенных депрессий, при циклотимной депрессии больному также почти никогда не удается облегчить свою тяжесть с помощью токсических средств, поэтому среди них столь редко встречается злоупотребление алкоголем (PAULEINKHOFF).

Проблема реактивного впадения в депрессию совершенно иная: а именно проблема инициирования. Конечно, очень часто реактивное инициирование циклотимной фазы предполагается ошибочно, но его существование не подлежит сомнению. В этом случае мы принуждены предположить, что связанные с сильными аффектами соматические перестройки оказывают влияние на соматическую основу циклотимии, то есть что этот процесс лишь выглядит как реакция, и тогда выражение «реактивная меланхолия» неуместно. Чаще всего от темы инициирующего депрессию события в этом случае тоже быстро отказываются, если таковая вообще входила в циклотимную депрессию. SCHRODER, который, впрочем, в своей терминологии отвергает разделение между тем, что мы называем подпочвенной и циклотимной депрессиями, принимает во внимание эту точку зрения, но сомневается в ее правильности. Свое сомнение в том, существует ли вообще психическое инициирование циклотимных депрессий, он подкрепляет примером мании: «Вряд ли кому-то пришло бы в голову утверждать, что мании приводятся в действие радостными событиями и радостными эмоциями». Это, разумеется, неверно, потому что всегда мимолетная, невесомая радость не оказывает на происходящее в организме такого воздействия, которое можно было бы сравнить с действием гнетущей скорби. Среди ложных толкований реактивного инициирования следует упомянуть следующее. Часто случается, что какая-либо обоснованная тревога (например, делового или семейного характера), которая раньше хотя и поглощала человека, но не переоценивалась им, на период циклотимной депрессии возводится до уровня господствующей, уже непреодолимой темы. Но если одновременно или почти одновременно с каким-либо тяжелым переживанием наступает бесспорная фаза, то такое толкование уже невозможно. А подобное встречается не так уж редко. KORNHUBER были представлены собственные статистические данные. Впрочем, и подпочвенные депрессии часто при каждом новом расстройстве настроения имеют старую тему. В другое время об этом хотя, может быть, иногда и думают, но без мучительного беспокойства.

Подпочвенные депрессии тоже могут вызываться пережитыми событиями. Это, разумеется, видно лишь тогда, когда эффект воздействия теряет силу — например, вследствие устранения реальной ситуации благодаря счастливому повороту событий или выяснению ошибки. В других случаях обследование и принятие решения необычайно затрудняются глубочайшей неразрывной связью реактивного, фоново-реактивного и подпочвенного начал в нормальной и психопатической жизни.

В психопатологическом плане, как мы видели, различие между обоими видами депрессий — подпочвенной и циклотимной — было построено в первую очередь на разном отношении к реактивному. В отдельных случаях на это различие нельзя с уверенностью указать ни тем, ни другим путем. Легкие и начинающиеся психозы абсолютно всех видов, прежде всего на почве поддающихся определению соматических заболеваний, «имеют дело» поначалу, а иногда, может быть, и длительное время, настолько исключительно с особенностями личности и присущими ей способами переживания и реакции, что в психологической симптоматике их невозможно уловить как нечто иное и новое. Наряду с незначительным психопатологическим дифференцированием это является одной из причин того, почему некоторые психиатры обнаруживают переходы между эндогенными психозами и вариациями.

Еще несколько слов о выборе темы бреда в циклотимной депрессии. Как известно, на переднем плане находится бред самообвинения⁰¹³ , ипохондрический бред⁰¹⁴ и бред обнищания⁰¹⁵ . Это не случайно. Данные виды бреда следует толковать не как прямолинейные «симптомы» психоза, а как заложенные в человеке изначальные страхи, которые благодаря депрессии лишь обнаруживаются, а не конкретно продуцируются. Страх за душу, за тело и за насущные нужды жизни относятся к этим человеческим страхам. В подпочвенной депрессии они тоже часто обнажаются, даже если вряд ли встречаются там совершенно неоспоримо. Насколько сильно зависит в конкретном случае наличие той или иной темы бреда от предпсихотического мира ценностей, подробно исследовал JANZARIK.

Различие в практике диагностирования шизофрении и циклотимии заключается в основном в том, придается ли решающее значение при постановке диагноза состоянию или течению. Тот, кто подобно нам отдает предпочтение первому, будет, особенно в случае проявления психозом шизофренических симптомов 1-го ранга, настаивать на этом диагнозе и после полного излечения психоза. Тот же, кто диагностирует на основе течения психоза, назовет действительно излеченный психоз, независимо от его более детальной, возможно, шизофренической симптоматики, фазой «в рамках маниакально-депрессивного помешательства», если не предпочтет какого-либо третьего, собственного обозначения. При таких атипичных промежуточных случаях часто зависит от воли исследователя, толковать ли их как шизофрению с атипичным течением или как циклотимию с атипичной симптоматикой⁰¹⁶ . Впрочем, проведенные Baumer подробные обследования 120 почти полностью социально реабилитированных больных шизофренией не смогли подтвердить фактического излечения психозов, при которых обнаруживались шизофренические симптомы 1-го ранга в нашем понимании. Эти исследования ни разу не обнаружили «инициирующего объективирования» с действительным проникновением в болезнь. То, что это хотя и очень редко, но все же имеет место, не подлежит, однако, сомнению. Для прогноза симптомы 1-го ранга не являются безоговорочно применимыми (RUCKDESCHEL).

О действительных промежуточных случаях можно вести речь по нашему мнению, лишь тогда, когда невозможно провести дифференциальную типологию шизофрении и циклотимии, другими словами — когда с одинаковым основанием можно защищать оба диагноза, причем в этих симптоматически нехарактерных случаях оценивается и течение болезни. Но, конечно, эти промежуточные случаи без четкой границы переходят в явно атипичные шизофрении и циклотимии. Часто зависит от принятого в клинике толкования, ведется ли речь еще об атипичных шизофрении и циклотимии или уже о промежуточном случае.

Более подробное рассмотрение промежуточных случаев и пограничных атипичных картин и течений дает следующие типы. Постановка диагноза может являться неразрешимой задачей как при текущем обследовании, так и более длительное время потому, что симптоматика и течение неявно свидетельствуют о шизофрении или циклотимии, и оба диагноза в равной степени правдоподобны. Особой формой является чередование шизофренических и циклотимических эпизодов, однако повторное наступление циклотимического эпизода после уже имевшего место шизофренического кажется редкостью. Хотя в дальнейшем диагноз может (до известной степени) оказаться разрешимым, однако можно не распознать одновременное присутствие инородной симптоматики. Эпизоды могут в основном быть шизофреническими, но при напоминающем циклотимное эмоциональном состоянии, которое тоже частично с маниакальной, частично с депрессивной окраской может волнообразно проходить через все течение болезни. Или же картина в основном циклотимная, а эпизоды в своем разгаре носят шизофреническую окраску. Конечно, эти трудности создаются прежде всего периодическими формами («циркулярное помешательство⁰¹⁷ »), однако в любом случае существуют всевозможные переходы к более или менее хроническим психозам. Среди циклотимных форм тип витальной депрессии отстоит дальше всего от шизофрении. То, что витальной мании как будто не существует, является одной из причин того, что циклотимную манию в среднем труднее отделить от маниакальной шизофрении, чем циклотимную депрессию от депрессивной шизофрении.

Еще раз подчеркнем, что в принципе циклотимия и шизофрения различимы лишь типологически. Однако в подавляющем большинстве случаев можно принять однозначное решение в пользу того или иного типа. Это мы тоже называем диагнозом.

В отношении конституциональной психиатрии⁰¹⁸ КРЕЧМЕРА следует подчеркнуть следующее. Наши промежуточные случаи подразумеваются сугубо описательно, то есть не теоретически⁰¹⁹ . В основе их, следовательно, не лежит идея, что циклотимии и шизофрении соответствуют две конституциональные формы или сферы, которые в таких промежуточных случаях смешиваются. Мы далеки от мысли, что эндогенные психозы можно разделить на две (а то и на три) конституциональные формы. Наши чисто описательные разработки в определенной степени предваряют то или иное конституционально-научное объяснение и являются в отношении такового нейтральными. Хотя это объяснение может опираться на некоторые факты, оно представляет собой некоторое конструктивное толкование, с которым можно и не соглашаться.

Задача психопатологии — предпринимать дальнейшие попытки дифференцирования многочисленных неясных специальных терминов и приведения их к той определенности, которая в большей степени, чем до сих пор, позволяла бы не допускать двусмысленности и произвола в их употреблении. Однако исследователь должен не втискивать второпях в заимствованные шаблоны описание того, что он видит, а использовать все богатство живой речи и давать образные характеристики. Улавливание понятий симптоматики, сопоставление с как можно более однозначными специальными терминами являются для него чем-то вторичным. Это должно происходить непринужденно, и то, что не удается выразить в этих терминах, лучше оставлять без ярлыков. Большинство неверных диагнозов возникает именно из-за опрометчивого обозначения происходящего специальными терминами.