Как показало изучение, у 19 больных при юношеской злокачественной форме с гебоидным дебютом еще до появления первых симптомов гебоидных расстройств обнаруживались отчетливые признаки негативных изменений личности с доминированием снижения психической продуктивности, трудностей осмысления учебного материала, расстройств мышления в виде недостаточной последовательности, хаотичности мыслей, обеднением и опустошением эмоциональной жизни, появлением отчуждения и безразличия к окружающим, утратой реальных интересов.
У этих больных, как установил В. Н. Элиава (1982), специально изучавший данную проблему, при ретроспективном восстановлении, со слов родных, начального периода заболевания оказалось, что к первым симптомам его относилось необъяснимое для окружающих катастрофически нарастающее снижение успеваемости, затруднение в учебе и признаки снижения психической активности, ослабление эмоциональных привязанностей. Появлялись нарушения мышления в виде расплывчатости, соскальзывания мыслей, отсутствия их целенаправленности и одновременно склонность к рассуждению. Это становилось заметным по особенностям ответов больных, а также их школьных сочинений и других письменных работ. Сами больные в этот период при расспросах иногда говорили о трудностях, возникающих при умственной работе из-за рассеивания, перерывов и обрывов мыслей, но чаще это замечали лишь-окружающие и особенно учителя при ответах на уроках.
Кроме описанного выше, у больных отмечались отчетливое сужение и ослабление реальных интересов, а в дальнейшем остановка психического развития. Больные читали книги для младшего возраста, предпочитали игры во дворе с подростками значительно моложе себя и с ними скорее находили общий язык, чем со сверстниками. Таким образом, проявлялись грубая и выраженная задержка психического развития, признаки психического инфантилизма. Описанные глубокие негативные изменения, квалифицированные нами как «симплекс-синдром», или «редукция энергетического потенциала», отмечались у 10 больных, у 9 других больных степень этих изменений на гебоидном этапе болезни соответствовала психопатоподобному уровню.
Гебоидные расстройства у этих больных в одних случаях (15 больных) развивались спустя определенный срок после периода изменений личности, в других (4 больных) — одновременно с ними. Развивающийся на этом негативном фоне гебоидный синдром у большинства имел картину дефектно-гебоидного состояния и реже редуцированно-гебоидного. Здесь по сути отсутствовали или были весьма атипичными основные симптомы гебоидного состояния, свойственные юношеской малопрогредиентной шизофрении— признаки видоизмененных до патологического уровня проявлений пубертатного криза.
Вследствие раннего и достаточно глубокого нарушения личности, ее эмоционального и энергетического снижения пубертатная симптоматика гебоидной картины была представлена преимущественно негативной частью проявлений пубертатного криза: грубым психопатоподобным поведением с конфликтностью, взрывчатостью, немотивированным упрямством и злобностью, фактически не отмечалось «позитивных» сторон пубертатного криза — роста интеллектуального богатства, расширения и видоизменения кругозора и интересов, симптомов метафизической интоксикации со сверхценным отношением к своим занятиям в этой области и попытками создания своего мировоззрения. Несмотря на систематическое злоупотребление алкоголем у 8 больных, здесь только у 2 больных было отмечено формирование клинического течения хронического алкоголизма. И только у одного больного был экзогенный психотический эпизод — острый параноид, сходный по своим проявлениям с описанным С. А. Извольским (1982) на материале юношеской малопрогредиентной гебоидной шизофрении. Злоупотребление наркотиками имело место лишь у одного больного и не сопровождалось признаками наркомании.
Важно подчеркнуть, что у большинства изученных больных на определенном этапе гебоидного периода удавалось выявить наряду с описанным и другие рудиментарные позитивные расстройства, имеющие здесь в отличие от транзиторных эндоформных психозов при гебоидофрении не только более стойкий характер, но и иную картину. Если при гебоидофрении, как это было описано С. А. Извольским (1982), психотические включения, как правило, ограничивались аутохтонными аффективными фазами, эпизодами тревоги, ментизма, состояниями экзальтации и экстатических переживаний, острых дереализационных эпизодов, элементов чувственных переживаний, инсценировки и острого образного бреда, здесь выявились иного характера продуктивные расстройства. К ним относились фрагментарные, но стойкие бредовые идеи ипохондрического и дисморфофобического содержания, а также идеи отношения, преследования, чаще со стороны лиц из ближайшего окружения, сопровождавшиеся эпизодическими окликами, отрывочными вербальными галлюцинациями или мимолетным ощущением гипнотического воздействия со стороны. Почти у всех больных, кроме этого, на фоне гебоидных расстройств отмечались своеобразные изменения моторной деятельности. У них постепенно как бы исчезали адекватность и гармоничность мимики, моторики, изменялись манера говорить, интонации, походка. Весь их облик терял свои характерные, индивидуальные черты. Мимика становилась маловыразительной, однообразной или утрированно выразительной, неадекватной. Интонации и жесты утрачивали свою согласованность с содержанием речи, ситуацией. У некоторых больных менялся почерк, становился небрежным, размашистым, походка нередко обращала внимание своей странностью, приобретала характер «штампованного шага», «хождения на ходулях» и др. Некоторые больные как бы кратковременно «застывали», у них возникал неожиданный смех, однообразные покачивания, вычурные мимические движения или склонность к стереотипному постукиванию ногой или рукой, поплевыванию, подбрасыванию мелких предметов. Так, незаметно, еще до наступления отчетливых признаков манифестного психоза, у этих больных начинали проявляться расстройства, относящиеся к рудиментарным кататоническим и приводящие к диссоциации в двигательной сфере больных. Частота и постоянство этих стертых расстройств позволяет говорить о наличии на гебоидном этапе заболевания при юношеской злокачественной шизофрении как бы кататонического фона.
Остановимся подробнее на описании этих продуктивных симптомов. У 13 из 19 больных за 1—3 года, реже за 4—6 лет до манифестации психоза на фоне сохраняющихся гебоидных расстройств и нарастающих изменений личности начинали выступать с разной степенью постоянства и выраженности следующие фрагментарные расстройства: дисморфофобический и сенестоипохондрический бред (2 больных), бредовые идеи отношения и иного происхождения (2 больных), преследования (3 больных), рудиментарные вербальные галлюцинации и идеи воздействия (1 больной), отчетливые рудиментарные кататонические симптомы (4 больных). Указанные включения составляли как бы второй период инициального этапа болезни, длительность которого была невелика: у 11 больных он продолжался от 1 года до 3 лет и у 2 больных 4—6 лет. Все эти расстройства носили весьма отрывочный характер, отличались абсурдностью содержания, отсутствием их логической разработки и даже попытки больных к их последовательному осмыслению, слабой выраженностью их аффективной окраски. Больные, как правило, не делились своими переживаниями с окружающими и о наличии бредовых идей близкие узнавали случайно по отрывочным их фразам или лишь тогда, когда поведение принимало особенно необычный характер: больные отказывались от еды дома и при этом ели в столовых или же на ночь баррикадировали свою кровать, или же, для маскировки своих физических недостатков, надевали особую одежду, делали особые прически, или же съедали чрезвычайно много какого-то вида продукта или лекарства. У ряда больных, кроме того, задолго до манифестации заболевания, также только на основании косвенных признаков, удавалось выявить эпизодические оклики, отрывочные вербальные галлюцинации или мимолетные ощущения гипнотического или другого вида воздействия.
Указанные особые моторные изменения, рудиментарная, стертая кататоническая симптоматика составляла одну из специфических особенностей гебоидных расстройств на инициальном этапе юношеской злокачественной шизофрении.