Как было описано в предыдущих главах, диагностика гебоидной шизофрении (гебоидофрений) представляет большие трудности вследствие сходства ее проявлений с признаками утрированного пубертатного криза. Эта задача еще более усложняется, если в картине гебоидофрений доминирующим симптомом становится злоупотребление алкоголем, которое (как было показано) весьма часто имеется в структуре гебоидных расстройств. Характерная для этих больных в юношеском возрасте значительная социальная и трудовая дезадаптация в сочетании со злоупотреблением алкоголем на практике нередко ошибочно рассматривается как результат бытового пьянства у юношей, и к больным применяются не медицинские, а социальные меры. В других случаях таких больных неправомерно определяют как страдающих только хроническим алкоголизмом и ограничиваются проведением специфического противоалкогольного лечения или только купированием алкогольных проявлений. При этом явно не учитывается то обстоятельство, что тяжелые нарушения поведения этих пациентов и их социально-трудовая дезадаптация, которые при хроническом алкоголизме у лиц, не страдающих шизофренией, появляются лишь спустя определенный период злоупотребления алкоголем и при наличии несомненных признаков хронического алкоголизма, при гебоидофрений, осложненной массивным злоупотреблением алкоголем, как правило, предшествуют его началу и тем более формированию психической и физической зависимости от алкоголя. Часто также не принимается в расчет атипия возможных в этих случаях алкогольных психотических эпизодов, а также характер изменений личности, который отличается от признаков алкогольной деградации. В случаях принятия ошибочного заключения об отсутствии у этих больных психического заболевания (шизофрении) для них не устанавливаются и соответствующие социально-трудовые ограничения. В связи с этим они могут оказаться в условиях повышенной опасности (вождение транспорта, особые виды производства, работа с огнестрельным оружием), что очень опасно из-за возможности неожиданного появления у них неадекватной реакции, импульсивных поступков и других нарушений поведения. Таким образом, неправомерная клиническая квалификация состояния этих больных не только ведет к ошибочной нозологической оценке, но и препятствует адекватному выбору социальных и медицинских решений.

Для выяснения характера течения гебоидофрений с хроническим алкоголизмом и выявления места и особенностей последнего в клинических условиях нами было проведено специальное изучение 74 больных.

Выше отмечалось, что гебоидофрения дебютирует чаще всего в начале пубертатного периода (в возрасте 12—13 лет) и достигает наиболее развернутых проявлений к его середине — к 14—17 годам. Именно к этому времени часть больных, как это отмечалось в описанной клинической картине болезненного нарушения поведения, начинает злоупотреблять алкоголем. Как было указано, хотя состояние всех больных гебоидофренией характеризуется психопатологически сходными гебоидными проявлениями, но у одних больных они являются симптомами активно развивающегося процесса в рамках особого затяжного пубертатного шизофренического приступа, за которым следует ремиссия, а у других — проявлениями непрерывного вялого течения шизофрении. Необходимость разграничения этих двух типов гебоидофрении важна еще и потому, что выявляет степень злоупотребления алкоголем в каждом из них и в дальнейшем позволяет наблюдать его существенно различную динамику.

В случаях затяжных гебоидных приступов злоупотребление алкоголем начинается в период развернутой стадии гебоидного состояния, т. е. в возрасте 15—16 лет, и затем становится неотъемлемой составной частью психопатологического состояния больных, приобретая доминирующий характер в картине заболевания. Неумеренное злоупотребление алкоголем сочетается с выраженной социальной дезадаптацией и значительным нарушением поведения и зачастую способствует первоначальному ошибочному мнению об этих больных как о страдающих хроническим алкоголизмом, а для родных часто служит поводом обращения к психиатру.

Характер начала злоупотребления алкоголем у данной группы больных бывает различным, но в основном отражает особенности ведущих болезненных проявлений. У одних больных начало неумеренного употребления алкоголя носит характер болезненного оппозиционного мировоззрения. Злоупотребление алкоголем в этих случаях больные рассматривают как свое «жизненное кредо» или как одну из возможностей продемонстрировать упорное негативистическое отношение к общепринятым нормам жизни с постоянным стремлением бросить вызов окружающим. Они легко приспосабливаются именно к тем микросоциальным условиям, которые как нельзя более соответствуют их дезадаптированным, в результате основного шизофренического заболевания, формам общественного поведения. Больные активно оправдывают свое поведение, с пустой бравадой отвергают все моральные принципы общества, провозглашая, что в жизни, кроме «пьянства, нет ничего хорошего». Отношение к ежедневным алкогольным эксцессам определяется ими как неотъемлемая часть желаемого «жизненного сервиса», в котором употребление алкоголя выступает в качестве неизбежного ритуала.

В других случаях у больных этой группы злоупотребление алкоголем носит характер подражания, когда они, возводя в идеал «независимые» формы поведения, упорно стремятся проводить время в компаниях бездельничающих подростков, антисоциальных личностей, которые становятся для них «кумирами». Больные старательно и увлеченно подражают их манерам, образу жизни и времяпрепровождению. Реже при гебоидофрении тенденция к злоупотреблению алкоголем носит компенсаторный характер, когда пациенты с помощью алкоголя стремятся избавиться от нежелательного чувства неуверенности, ощущения скованности на людях или же прибегают к алкоголю в периоды стертых, адинамических субдепрессий, протекающих с признаками вялости, уныния, угнетенного настроения. Лишь у части больных стремление к употреблению алкоголя с самого начала заболевания носило характер внезапного, непреодолимого влечения, которое осуществлялось ими незамедлительно. Данное стремление по своей интенсивности скорее внешне напоминает сформировавшееся влечение к алкоголю при хроническом алкоголизме, но в отличие от последнего вызвано не желанием больных привести себя в состояние опьянения для достижения психического или физического комфорта, а является одним из признаков расстройств влечения в рамках гебоидофрении наряду с другими психопатоподобными проявлениями, такими, как вспышки брутального возбуждения, дромоманические тенденции, сексуальные эксцессы.

Столь тяжелый характер систематического злоупотребления алкоголем имитировал подчас картину хронического алкоголизма, однако изучение динамики алкогольных проявлений и их клинических особенностей показало, что сходство это чисто внешнее. Практически не удавалось выделить в анамнезе изученных больных стадию бытового пьянства, которая, как известно, предшествует развитию хронического алкоголизма и выражается частым употреблением больших доз алкоголя по ничтожным внешним поводам [Рахальский Ю. Б., 1959; Стрельчук И. В., 1973; Портнов А. Д., Пятницкая И. Н., 1973].

Неумеренное употребление алкоголя у этих больных носило с самого начала хаотический характер. Периоды злоупотребления алкоголем без всякой закономерности сменялись периодами воздержания разной продолжительности. С самого начала злоупотребления алкоголем этим больным, как правило, свойственны высокая толерантность, отсутствие рвотного рефлекса и отвращения к алкоголю, изначальная возможность употребления крепких спиртных напитков и тяжелый характер опьянения с выраженной брутальностью и конфликтным поведением. Однако эти признаки нельзя рассматривать как проявление динамики хронического алкоголизма, свойственные его I и II стадиям, поскольку они появляются и присутствуют у больных с самого начала злоупотребления алкоголем и скорее свидетельствуют о характерных для больных гебоидофренией признаках высокой резистентности к воздействиям алкоголя. Хотя отдельные признаки, свойственные клинической картине хронического алкоголизма (исчезновение рвотного рефлекса, переход от употребления вина к более крепким алкогольным напиткам, палимпсесты, амнезии опьянения), не только имеются у таких больных и даже развиваются в сжатые сроки, выступают они здесь в разрозненном виде, хаотично и носят фрагментарный, редуцированный характер, не образуя единого наркоманического симптомокомплекса [Портнов А. А., Пятницкая И. Н. 1973]. Последнее обстоятельство не позволяет рассматривать их как достоверные признаки хронического алкоголизма.

У изученных больных практически не удавалось выявить четких признаков начальной стадии хронического алкоголизма: у них отсутствовал характерный для хронического алкоголизма симптом первичного патологического влечения к алкоголю. Такие больные в большинстве злоупотребляли алкогольными напитками вследствие утверждаемого ими образа жизни, активно его отстаивали, считали свое поведение вполне приемлемым. Они не обнаруживали при этом характерных для развития патологического влечения к алкоголю аффективной напряженности, рассеянности, тревожности. Другой характерной особенностью является здесь отсутствие свойственного хроническому алкоголизму симптома снижения контроля над количеством выпитого, как следствия патологического влечения к алкоголю, возникающего в опьянении. Пассивно соглашаясь на любое предложение выпить, эти больные тем самым обнаруживают характерные для гебоидного состояния признаки нарастающего ослабления самоконтроля и безволия.

В отличие от больных хроническим алкоголизмом они могут неожиданно, с легкостью и надолго прекратить прием спиртного вследствие своих «особых» соображений.

Несмотря на многолетнее неумеренное злоупотребление алкоголем характер опьянения сохраняется у этих больных в неизменном виде, без какой-либо заметной динамики, свойственной отдельным стадиям постепенно развивающейся алкогольной болезни. Злобность, подчеркнутое стремление к конфликтам и дракам в состоянии алкогольного опьянения у этих больных необходимо рассматривать не как проявления изменений личности, свойственных хроническому алкоголизму. Здесь изменения личности являются следствием усугубления под влиянием приема алкоголя расстройств, свойственных больным и до начала пьянства вследствие их гебоидного состояния и характерных для него эмоциональных нарушений: дисфорический оттенок аффективных расстройств, беспричинная жестокость, извращенный интерес ко всякого рода скандальным историям и т. д. Такое поведение больных нередко приводит к столкновениям их с органами власти, во время которых больные ведут себя нарочито вызывающе, кичатся приводами в милицию, упорно доказывают правомерность такого своего поведения. Больные превращают злоупотребление алкоголем в самоцель, рассматривают его как необходимый и узаконенный, с их точки зрения, атрибут поведения. Относятся к нему с гротескной бравадой, назойливо стараются проинформировать об этом окружающих. Распивая в компании бездельничающих подростков алкогольные напитки, сопровождают пьянство претенциозными и бесплодными критиканскими рассуждениями на отвлеченные темы. Больше всего именно эти факторы («подходящая» компания, возможность продемонстрировать свое болезненно-видоизмененное отношение к обществу в целом и искаженное желание противопоставить себя требуемым нормам поведения) обусловливают частые алкогольные эксцессы у этих больных, длящиеся по нескольку дней.

Таким образом, только по своим, чисто внешним признакам эти проявления имитируют картину постоянного пьянства во II «стадии хронического алкоголизма. У наблюдаемых больных наряду с другими признаками начала формирования хронического алкоголизма отсутствовал, как правило, и абстинентный синдром с характерной для него картиной психической и физической зависимости. Ежедневные алкогольные эксцессы у них были обусловлены не патологическим влечением, а болезненно видоизмененными жизненными установками, утрированным стремлением противопоставить себя общепринятым нормам поведения.

При отсутствии абстинентного синдрома как такового, в единичных случаях здесь встречались как бы отдельные его признаки — ухудшение физического самочувствия после приемов значительного количества алкоголя. Однако при некотором внешнем сходстве эти признаки нельзя рассматривать как настоящие соматические проявления развивающегося абстинентного синдрома, так как в их картине не наблюдается вегетоастенических симптомов, для ликвидации их не требуется опохмеления — одного из основных признаков абстинентного синдрома. Скорее эти симптомы у изученных больных являются следствием алкогольной интоксикации от приема больших количеств алкоголя. Физическое недомогание и тяжесть в голове у этих больных, хотя и не сопровождаются с самого начала злоупотребления алкоголем чувством отвращения к алкоголю, но проходят без дополнительного приема алкоголя. Больные в этих случаях никогда не прибегают к приему спиртных напитков в стремлении избавиться от неприятного самочувствия. Приемы алкоголя в этом периоде по-прежнему хаотически и обусловлены клинически выраженными признаками ослабления самоконтроля и пассивного подчинения или подражания окружающим. Психического компонента похмельного синдрома не наблюдается.

Значительное и быстро наступающее социальное, профессиональное снижение этих больных внешне создает впечатление глубокой личностной деградации по алкогольному типу, чему еще в большей степени способствует их запущенный, неряшливый вид. Вместе с тем и эти признаки являются одним из проявлений гебоидного синдрома, а не результатом развивающейся алкогольной деградации. В отличие от изменений личности у больных хроническим алкоголизмом неряшливая одежда, игнорирование правил личной гигиены, утраты элементарного чувства брезгливости являются здесь не результатом глубокого личностного снижения, а следствием утрированной оппозиции окружающему, бравады, приводящих их к неадекватным и непонятным формам поведения. Протест против общепринятого принимает у этих больных характер бессмысленных антиобщественных поступков. Злоупотребление алкоголем и¹ грубое антисоциальное поведение противоречат склонности больных к интеллектуальным занятиям и философским бесплодным построениям.

Если снижение критических возможностей при алкогольных изменениях личности сопровождается характерным интеллектуальным снижением с сосредоточенностью сферы интересов на алкогольной тематике, расстройством способности к запоминанию нового и снижением способности к продуктивной деятельности, то у этой группы больных гебоидофренией изменения продуктивности в любом виде деятельности сопровождаются лишь утратой способности к целенаправленному систематическому труду и потерей стремления к приобретению полезных знаний. Для них характерен контраст между сохранными интеллектуальными возможностями и абсолютной неспособностью к полезной деятельности. Полная бездеятельность в полезных занятиях сочетается с успешным накоплением знаний в каких-либо, фактически не нужных, лишенных реальной практической ценности областях науки и искусства. Взамен характерного алкогольного юмора с цинизмом и плоскими шутками, у этих больных выступают неадекватность, малая мотивированность и нередко извращенный характер эмоциональных реакций. Грубая обнаженность в поведении, цинизм, утрата способности к проявлению высших эмоций у этих больных во многом определяются их открытым стремлением подчеркнуть тем самым протест против общественных норм жизни. Значительную роль играет здесь свойственная этим больным задержка психического развития. На первый план часто выступает чрезвычайная их беспечность, карикатурная бравада и пренебрежение мнением окружающих. Описанные выше особенности поведения больных, как правило, сопровождаются социально-трудовой дезадаптацией, достигают значительной выраженности еще до начала злоупотребления алкоголем. Частые алкогольные эксцессы лишь усугубляют уже имеющиеся нарушения социального статуса этих больных.

Характерно, что у больных в возрасте 20—23 лет, одновременно с постепенным редуцированием гебоидных расстройств и компенсацией состояния, характер злоупотребления алкоголем становится менее тяжелым. Алкогольные эксцессы возникают все реже. При этом у пациентов сохраняется высокая переносимость больших доз алкоголя. Нарушение социальной и трудовой адаптации, свойственное периоду активного, развернутого течения болезни, на данном этапе словно подвергается обратному развитию. Больные вновь приступают к работе, восстанавливаются в средних учебных заведениях или институтах, приобретают в большинстве случаев ту или иную квалифицированную профессию, успешно справляются с работой.

По окончании же затяжного гебоидного приступа и выходе в ремиссию, к 23—25 годам, эти пациенты или совсем перестают употреблять алкоголь, или проявляют склонность лишь к эпизодическому его приему, который не сопровождается теперь тяжелыми формами опьянения и не нарушает адаптации больных в жизни. Подобная стойкая компенсация состояния не определяется у этих больных курсом противоалкогольного лечения или психофармако-терапией, а четко приурочена к их возрасту, а именно — к окончанию юношеского периода и вступлению больных в возрастную фазу зрелости. Несмотря на тяжелый и систематический характер злоупотребления алкоголем в активный период болезни, в наступившей ремиссии, как правило, не выявляется у больных признаков алкогольной деградации. Соматоневрологическое обследование, а также данные электроэнцефалографического исследования подтверждают отсутствие у них признаков нарушения со стороны внутренних органов или явлений органического поражения со стороны внутренних органов или явлений органического поражения ЦНС.

Изложенное выше позволяет рассматривать злоупотребление алкоголем у этих больных как симптоматическое в рамках ведущего гебоидного синдрома при течении шизофренического процесса в виде затяжного гебоидного приступа.

Иную картину имеет алкоголизм у 49 больных с вялотекущей гебоидофренией. Хотя неумеренное пьянство здесь также совпадает с развернутой фазой пубертатного криза (возраст больных 15—16 лет), характер его начала несколько иной. Ведущим в стремлении к злоупотреблению-, алкоголем является мотив пассивного подражания. Чаще всего именно желание подражать «не отстать» от компании, утвердиться в глазах «антисоциальных» подростков и приобщиться к их среде побуждает больных принимать участие в выпивках. Кроме того, значительную — роль в возникновении злоупотребления алкоголем в данных случаях играют различные микросоциальные факторы, влияние отрицательного примера окружающих: выпивки в кругу семьи, те же традиции в кругу сослуживцев, влияние антисоциальных сверстников во дворе и т. п. Известно, что подобные факторы обычно имеют немаловажное значение и при начале пьянства у больных с хроническим алкоголизмом [Пятницкая И. Н., Портнов А. А., 1973; Стрельчук И. В., 1973; Foquet P. А., 1959; Battegey G., 1962; Alexander С. N.. 1966].

Систематическое злоупотребление алкоголем у больных данной группы не только доминирует в структуре гебоидного состояния, но и проделывает в своем развитии иную, чем при течении гебоидофрении в виде затяжного приступа динамику. Важно подчеркнуть, что особенности этой динамики позволяют говорить о появлении у данных больных признаков хронического алкоголизма.

Так, в возрасте 17—18 лет у этих больных достаточно отчетливо прослеживается период формирования бытового пьянства. Они постепенно возобновляют употребление алкоголя, несмотря на часто тяжелое физическое самочувствие в опьянении, протекающее с выраженным рвотным рефлексом и чувством отвращения к алкоголю. В дальнейшем характер злоупотребления алкоголем у них меняется и через 1—4 года от его начала у большинства больных уже наблюдаются исчезновение рвотного рефлекса, повышение толерантности к алкоголю, появление палимпсестов, вегетативной дистонии и других признаков, свойственных хроническому алкоголизму. Причем здесь эти симптомы, хотя и несколько видоизмененные, развиваются уже в соответствующей клиническому течению хронического алкоголизма последовательности, выступают в четкой совокупности и могут свидетельствовать о становлении начальной стадии хронического алкоголизма. Их отличительными свойствами являются рудиментарный характер проявлений, явная диссоциация между неумеренным злоупотреблением алкоголем и стертостью признаков патологического влечения к алкоголю, преобладание соматического компонента над психическим во всех расстройствах алкогольного генеза. Так, в данных случаях стремление к употреблению алкоголя не сопровождается характерными для хронического алкоголизма в начальной его стадии элементами борьбы мотивов, изменением психического самочувствия в виде аффективной напряженности, рассеянности, тревожности. Употребление высоких доз алкогольных напитков не обнаруживает никакой закономерной связи со стремлением достичь при этом психического комфорта в состоянии опьянения. Если в процессе выпивок и употребляют все большее количество алкоголя, то не из-за усиления стремления к дальнейшему употреблению алкоголя, а из-за того, чтобы не нарушить «мужскую солидарность», «не отстать» от других и продемонстрировать свою независимость. Ежедневные алкогольные эксцессы больных связаны не столько с развитием патологического влечения к алкоголю в опьянении, сколько вытекают из их образа жизни в целом, нарушенной под влиянием болезни адаптации в обществе.

Психические компоненты неврозоподобного состояния, сопровождающего развитие начальной стадии хронического алкоголизма, в данных случаях также отсутствуют или бывают слабо выражены.

Как уже указывалось выше, у этих больных и в дальнейшем, по миновании юношеского возраста, сохраняется гебоидное состояние, включая интенсивное злоупотребление алкоголем, однако проявления хронического алкоголизма отличаются здесь и на отдаленных этапах заболевания рядом особенностей. О видоизменении качества опьянения в этих случаях можно судить по усилению грубого психопатоподобного поведения больных, которое поражает своим неожиданным цинизмом, отсутствием чувства ситуации, снижением способности к критической оценке своего поведения. Проявления и закономерности течения абстинентного синдрома у данных больных также имеют свои особенности по сравнению с таковыми при классической динамике хронического алкоголизма. О возникновении абстинентного синдрома у большинства больных можно судить лишь по симптому исчезновения в похмельном состоянии отвращения к алкоголю, который С. Г. Жислин (1965) рассматривал в качестве раннего признака похмелья. Абстинентное состояние, как правило, не сопровождается здесь психическими нарушениями, а соматические признаки, характеризующие похмелье, не вызывают неодолимого влечения к алкоголю, обычно возникающего в структуре абстинентного синдрома при хроническом алкоголизме [Жислин С. Г., 1965; Портнов А. А., Пятницкая И. Н., 1973]. Употребление этими больными суррогатов алкоголя также не связано со стремлением достичь более интенсивного тяжелого опьянения, а скорее вызвано желанием больных «поддержать компанию» или из чувства бравады. Периоды ежедневных выпивок, длящиеся неделями и месяцами, обусловлены. не- чередованием опохмеления с очередным употреблением алкоголя, а определяются в первую очередь обрядовым характером алкогольных эксцессов, позволяющим больным сохранять ставший привычным для них образ жизни, способ общения с окружающим.

Описанная картина злоупотребления алкоголем с ранним появлением признаков начальной стадии хронического алкоголизма сохраняется на протяжении всего дальнейшего течения болезни, в то время как возникающие симптомы II и III стадии развиваются здесь вне свойственной хроническому алкоголизму последовательности и, как правило, не постоянны и атипичны в своих проявлениях и не достигают ведущего положения в состоянии больных. Создается впечатление задержки хронического алкоголизма на его I (начальной) стадии. Даже по прошествии 10—13 лет злоупотребления алкоголем у этих больных не выявляется заметных психических и неврологических признаков алкогольной энцефалопатии, характерной для отдаленных этапов хронического алкоголизма. Социально-трудовая деза-даптация в данных случаях наступает одновременно с манифестацией гебоидного состояния и лишь ее дальнейшие проявления обнаруживают зависимость от злоупотребления алкоголем. По мере развития симптомов хронического алкоголизма можно проследить у этих больных утяжеление социально-трудовой дезадаптации. Причем в большей степени влияние систематического пьянства сказывается на нарушении социальной адаптации больных, чем трудовой.

В структуре изменений личности больных этой группы, несмотря на массивную многолетнюю интоксикацию алкоголем, на отдаленных этапах выступают не явления алкогольной деградации, а нарушения иного порядка, характерные для дефекта личности при шизофрении. Наряду с явными проявлениями эмоциональной тупости усиливаются черты «психэстетической пропорции» по Е. К. Кречмеру. Парадоксальность эмоциональных реакций, утрата чувствительности к реальным коллизиям сочетаются с болезненной чувствительностью к малейшему (нередко даже мнимому) ущемлению достоинства больных. Они становятся все более монотонными, пассивными, равнодушными к устройству своей жизни, напоминая «аффективное слабоумие», описанное К. Binswanger (1920) у так называемых шизоидных алкоголиков. Одновременно все более выявляются признаки задержки психического развития.

Столь редуцированный, «неразвившийся» характер хронического алкоголизма у этих больных как бы находится в противоречии с возможностью появления у них алкогольных психотических эпизодов и более очерченных во времени алкогольных психозов. В противоположность гебоидофрении, протекающей в виде затяжного пубертатного приступа, при котором практически не наблюдается алкогольных психотических эпизодов, при непрерывной гебоидной шизофрении со злоупотреблением алкоголем проявления этих эпизодов возможны. Возникают они спустя 11—15 лет, реже 5—10 лет от начала гебоидофрении (т. е. чаще по миновании больными пубертатного возраста), но в отличие от больных только хроническим алкоголизмом алкогольные психотические эпизоды могут появляться при наличии I стадии хронического алкоголизма или в начале II стадии. Один раз возникнув, они чаще всего имеют тенденцию к многократному повторению.

Как показало исследование С. А. Извольского (1982), при анализе клинических проявлений алкогольных психозов у больных непрерывнотекущей гебоидной шизофренией с интенсивным алкоголизмом, несмотря на близость их с описанием алкогольных психозов у больных только хроническим алкоголизмом, обращают на себя внимание во всех случаях признаки атипии психотической картины. Кроме того, всегда заметен в большей или меньшей степени выраженный шизофренический дефект личности. Последний, помимо аутизма, эмоционально-волевого обеднения, психического инфантилизма, нарушений мышления в виде его аморфности, непродуктивности и резонерства, проявляется в малой доступности больных. Еще одной особенностью является отсутствие у этих больных психоорганического симптомокомплекса, расстройств памяти, а также несвойственный для образа жизни «обычных пьяниц» запас знаний, форма построения фраз, нередко оригинальность суждений.

По частоте встречаемости у этих больных на первом месте стоят алкогольный параноид и алкогольный галлюциноз и лишь на втором — алкогольный делирий. Для клинического течения алкогольных параноидов характерна их кратковременность (по длительности они редко превышают 3—5 дней). Затяжных и хронических алкогольных параноидов не наблюдается. Бредовая фабула по большей части несистематизирована, в основном это бред преследования с ощущением угрозы со стороны окружающего, бредовым поведением для спасения жизни. Бред развивается чаще на фоне алкогольной абстиненции. Частыми являются очень рудиментарные проявления бреда инсценировки, отрицательного и положительного двойника, идеи воздействия. Интересно отметить, что бред ревности, столь характерный для типичных алкогольных параноидов, наблюдается здесь крайне редко, что связано с влиянием возрастного фактора (для юношеского возраста эта тематика вообще не свойственна). Для выхода из психоза характерна формальная критика к перенесенному и малая доступность. Выраженную атипию имеют у этих больных алкогольные галлюцинозы. Во-первых, зачастую они развиваются не в периоде абстиненции, а на высоте интоксикации алкоголем. Помимо голосов бытового содержания, угроз в свой адрес, у больных часто встречаются фантастические переживания — больные слышат голос «бога» и т. д. Часты вербальные галлюцинации приятного, нейтрального или комментирующего содержания. По длительности алкогольные галлюцинозы очень кратковременны — от нескольких минут, часов до 1—2 сут. Или же галлюциноз носит фрагментарный характер и появляется на несколько минут в течение 2—3 дней. Как и при других алкогольных психозах, в случаях гебоидной шизофрении при галлюцинозе обычно трудно выяснить содержание слуховых галлюцинаций из-за малой доступности больных.

Алкогольные делирий отличаются в большинстве случаев абортивностью, фрагментарностью делириозного помрачнения сознания, отсутствием микрозоопсий. Часто содержанием зрительных галлюцинаций бывают фантастические или сказочные персонажи. Типичен для таких делириев большой удельный вес вербального галлюциноза, часто носящего характер псевдогаллюциноза. Нередко наблюдаются конфабуляторные высказывания с парафренной окраской, нелепости в поведении. Отношение к перенесенному делирию у больных бывает двояким — в одних случаях они бравируют тем, что перенесли белую горячку, в других, напротив, проявляют малую доступность и уклоняются от беседы о перенесенном состоянии.

Таким образом, останавливаясь на взаимоотношении. шизофренического процесса и алкоголизма при гебоидной -шизофрении, протекающей с интенсивным злоупотреблением алкоголем, можно констатировать, что в период активного шизофренического процесса в рамках затяжного гебоидного приступа признаков хронического алкоголизма не развивается. Период неумеренного употребления алкоголя целиком определяется здесь временем приступа и обходится, когда он пройдет. При относительно вялом, непрерывном развитии гебоидной шизофрении правомерно говорить о возможности развития хронического алкоголизма. Но при этом основное заболевание — шизофрения не только является ведущим, но и резко видоизменяет картины хронического алкоголизма, его проявления и динамику, что, в частности, выражается в атипии алкогольных психозов.