Старый ротмистр Франц Ксавье Вюрцнер провел часть своей жизни в постоянных маниакальных и депрессивных колебаниях настроения, временами также в состоянии психоза. Во многом Вюрцнер в здоровые периоды походил на своего отца, который постоянно был доволен и работал с утра до ночи, чтобы дать хорошее воспитание детям. По вечерам он ложился на софу вместе с кошкой и кружкой вина. Он говорил немного, внутренне был доволен собой, миролюбив и всеми любим. Он хорошо играл на органе, имел много книг, иногда писал стихи, которые оставлял только для себя. Он занимался также пчеловодством. Мать его была хорошей женщиной, веселой и полной жизни, хотя и не отличалась здоровьем и всегда носила на голове повязку. Дом был полон гостей. Никто ее не видел недовольной. Она была мила со всеми и делала много добра. Нищие устремлялись к ней со всей округи. Она пела уже рано утром, когда готовила кофе.
Вюрцнер должен был в 45 лет уйти на покой, так как больше не мог служить. В это время он был, «как дикий бык, перед которым держат красный платок». Он сразу становился бешеным. Позже он неоднократно страдал тяжелой меланхолией и писал при этом день и ночь пятитомную поэму в стихах о войне семидесятого года.
Теперь все это прошло. На свои небольшие деньги он купил себе место в окружной больнице и живет там как пансионер в маленькой собственной комнатке среди стариков и инвалидов. Он чувствует себя хорошо и бодро, статен, несколько медлителен в движениях, но с блестящими, живыми глазами. Зимой и летом он носит на шее шерстяной платок. Он не переносит открытых окон. Утром он убирает свою комнату, чистит и подметает ее, не нуждаясь в прислуге. «Если я этого не смогу сделать, то знайте: старый Вюрцнер скоро погибнет».
Перед обедом он час гуляет, затем, часок поспав, как хорек, идет гулять часа на два-три, пьет после ужина бутылку пива в хорошем, но недорогом ресторане и спит почти всю ночь. Бутылка пива стоит 45 пфеннигов, а больше ему ничего не надо. Он так воспитан, его отец был таков же. Он охотно делает подарки; если кто-нибудь ему делает одолжение, он не забывает этого.
Его нельзя «вывести из равновесия», и с злыми сестрами госпиталя он ладит. Зачем ему волноваться? Он давно уже ни с кем не ссорится. Он озлобляется лишь тогда, когда в соседней комнате храпят и кашляют. Тогда он обращается с жалобами к администрации госпиталя.
С юношеских лет ему каждый говорил: «Если бы был у меня ваш юмор». Он всегда был прекрасным музыкантом. На органе и рояле он и теперь играет, охотнее всего Бетховена и Моцарта. «Приходите опять к нам и доставьте нам удовольствие», — говорят его односельчане, когда он бывает у них в церкви и играет. Он очень много читает, особенно любит Жана Поля. Раньше он писал юридические статьи, которые не публиковал, занимался физиологией, психологией и философией. Его жизненная мудрость очень популярна. Во время войны он написал небольшую брошюру, состоящую из собранных им 50 правил жизни, которую на собственные средства он отправлял на фронт. Брошюра открывается сентенцией: «Счастлив тот, кто не обжора, не пьяница, не развратник и не бродяга». «Без моральной основы нельзя создать никакого государства» — таков его лозунг.
Будучи студентом, Вюрцнер ровно в 10 часов возвращался домой. «Достаточно пить до десяти». Он никогда не ходил на обед, где подавалось больше одного блюда. «Больше не требуется. В противном случае можно впасть в распутство». Пирог с ягодами для него выше всяких деликатесов. Суп утоляет жажду. У него не было никаких связей, и в течение 6 семестров он блестяще сдал юридический экзамен. Но приятное общество у него было всегда; когда Вюрцнер появлялся, становилось весело. Когда он вступил в шахматный клуб, его сразу же захотели сделать председателем.
В гимназии у него была своя «возлюбленная». Вообще он не питал особенных чувств к девушкам, опасаясь, что они хотят выйти за него замуж. Он был «также слишком страстным любителем музыки» и членом общества любителей пения. Он отличался своеобразной боязливостью, опасался, что у него будут больная жена и больные дети или кто-нибудь из них может умереть. Это для него было бы невыносимо больно. Он невинно рассказывал о грубых историях в ярких выражениях.
Теперь он стар и без должности, но работа ему необходима. Он не выносит праздности. Если ему нечего делать, он берет свой карандаш и работает умственно. В последнюю зиму он прочитал 12-томную научно-популярную энциклопедию. Для длинных зимних вечеров он покупает что-нибудь из литературы, у него есть иллюстрированный журнал, и он любит красивые картины. Для ближайшей зимы он купил себе речи Цицерона; еще недавно он читал древнегреческих классиков. Для своих 65 лет он ведет живую умственную жизнь.
С тех пор как Вюрцнер постарел и не стало его старых друзей, он ведет скорее замкнутый образ жизни. Он охотно беседует с людьми, но особенно не домогается их. Он начинает беседу с знакомыми, которых встречает во время прогулки, вступает в разговор со старыми женщинами. Все в округе его знают. Ведь нельзя совершенно терять юмора. Каждый весенний цветочек доставляет ему радость. При встрече с красивыми мальчиками и девочками он отпускает какую-нибудь реплику. В ответ они хихикают и говорят: «Наш старый ворчун сегодня в хорошем настроении».
Он совершенно не боится смерти, твердо держится своей религии: «Я не монах и не ханжа». С юных лет он каждое воскресенье ходит в церковь как «верующий в Бога человек». Однако внешним формам он не придает значения. Вюрцнер не любит подстрекательства: «К чему это горячие головы нападают друг на друга?» Если кто-нибудь не верит, он ничего не имеет против этого. Это дело каждого. Нельзя еще знать, кто прав.
Сам он стоит на следующей точке зрения: «Если есть Бог, то я счастлив на этом пути, если же его нет, мне это не может повредить».
Уклон в оппортунизм, который, так сказать, лежит в плоскости циклотимических темпераментов, ярко выявляется в последнем изречении Вюрцнера. И у этого довольного, веселого старого господина в характерной боязни неприятных переживаний (по его мнению, в связи с браком) мы можем ясно распознать депрессивный остаток на фоне настроения. С циклотимической стороны темпераменты вроде Вюрцнера составляют ближайшую переходную стадию к типу художника жизни.
Радостная детская веселость и психическая разносторонность Вюрцнера идут от гипоманиакальной стороны, но уже в комбинации с известной созерцательной флегматичностью в более пожилом возрасте и с тяжеловесностью у него замечается, кроме того, особая отзывчивость на печальные стороны жизни, что характерно для перехода в депрессивную сторону. В своей общительности он являет тип обходительного отшельника, который не ищет людей, но радуется, когда они к нему приходят. Его легкую склонность к ипохондрическому чудачеству нужно, вероятно, рассматривать как известную добавку.
Опишем теперь темперамент с депрессивной окраской.