Третья лекция. Другие импульсивные расстройства у дипсоманов.

Господа!

Состояние упадка сил и крайнего нервного истощения, в котором оказываются дипсоманы после завершения алкогольных излишеств, отличается от меланхолической фазы, их предваряющей: прострация, в которой они теперь пребывают, имеет своей причиной умственное и физическое переутомление, наступающее в результате приступа, но еще более обусловлена она отчаянием, которое они испытывают от того, что снова оказались вовлечены в эксцессы, которых сами стыдятся. Раскаяние толкает их на самые решительные поступки, последствия их могут стать для них роковыми. Пристыженные собственным поведением, бедами, которые они навлекли на свои семьи, деморализованные борьбой, из которой выходят всегда побежденными и униженными, они начинают думать о добровольном уходе из жизни и объясняют угрызениями совести появляющееся у них влечение к самоубийству, которое лишь идет на смену импульсивному пьянству. Некоторые из них строят подобные планы с таким упорством и постоянством, что они в конце концов сбываются. Иногда суицидальные устремления сопровождаются гомицидальными, что делает таких больных особенно опасными.

Чтобы лучше уяснить себе это положение, а именно — что дипсоман может страдать и другими импульсивными влечениями, посмотрите больного-дипсомана, которого, с редко встречаемым упорством, преследуют идеи самоубийства.

Луи Н…, скульптор 35-ти лет, родился от отца-пьяницы, пытавшегося покончить с собой, и матери-истерички: у той однажды, после незначительного препирательства в семье, на глазах у больного возник судорожный приступ, за которым последовал бред с циническими и сумасбродными высказываниями. Больной всегда был склонен к мрачности и жил под постоянным страхом, что он не сын своего законного отца. Он и теперь не знает, «чем все это для него кончится»: его уже несколько лет преследуют мысли о самоубийстве.

Он рано начал злоупотреблять спиртным, но по его мнению, эти эксцессы становились особенно злостными, когда усиливались депрессивные переживания. Тем же и особыми трудностями, которые он периодически испытывал в жизни, он объясняет свои суицидальные попытки, из которых главные следующие.

В 1869г, служа в Лионском гарнизоне, устав от воинских тягот, будучи не в силах рассеяться от непреоборимой скуки и уныния, он чувствует, что его неудержимо влечет к алкоголю. В течение двух дней он пьет в больших количествах абсент и, не смея вернуться в казарму, бросается в Сону. Его вытаскивают два товарища, украдкой шедших за ним до реки.

В 1871г, после того, как не состоялась давно планировавшаяся женитьба, у него развивается новый приступ депрессии, заставляющий его как бы против воли пить можжевеловую водку. В течение трех или четырех дней он употребляет ее в больших количествах и вешается затем над дверью девушки, с которой был помолвлен — кто-то вовремя успевает обрезать веревку.

Через 4 года, по причине, которую он уже не помнит, но также после длившегося 4 дня импульсивного пьянства, он запирается в спальне, разжигает уголь в комнатной печке-обогревателе, пытается отравиться угарным газом. Неосторожно повернувшись на кровати, он падает на пол — шум привлекает соседей, они взламывают дверь и спасают ему жизнь.

В следующий раз он пытается отравиться смесью из камфарного спирта, сульфата цинка, поваренной соли и дегтярной воды, но желудок тотчас исторгает ее. На второй день он уже в дипсоманическом запое, пьянствует в течение 6 дней и снова пытается покончить с собой: пьет нашатырный спирт, что также ни к чему не приводит, так как раствор оказывается слабой концентрации, а резкий запах помешал ему принять внутрь необходимое его количество.

Все эти факты достаточны для того, чтобы вы убедились в наличии у Н… врожденного меланхолического предрасположения. В течение нескольких лет он и вне приступов болезни ведет нездоровый образ жизни, часто завтракает супами на вине: только потому, что их проще готовить. Но периодически, примерно раз или два в месяц, он чувствует в себе особенную тоску, делается подавлен и Деморализован более обычного, теряет аппетит, жалуется на болезненное сжатие в желудке, ему кажется, что голова его вот-вот разорвется, зрение «портится», он видит все как в тумане, чувствует, что его тянет к алкоголю, пытается сначала противиться этому и в течение нескольких часов борется со своим желанием, но кончается всегда тем, что он под каким-нибудь благовидным предлогом выходит из мастерской, идет в винную лавку и пьет там первый стакан неразбавленного вина. Потом возвращается к себе, возобновляет работу, но вскоре снова выходит из дома, пьет еще стакан, затем второй, третий и т. д., вечером покупает водку, поднимается с ней к себе, ставит бутылку на прикроватный столик: чтобы пить ее лежа в постели. Это уже настоящий дипсоманический приступ. Ночь после него ужасна: непродолжительный сон прерывается кошмарами и устрашающими галлюцинациями; весь следующий день и еще сутки за ним он остается в постели и ничего не ест и не пьет. На третий день поднимается, идет гулять, завтракает, возвращается к работе, к своему обыденному существованию.

Помимо психотических эпизодов, вызванных алкогольной интоксикацией, у Луи имеются бредовые идеи преследования, с ней не связанные: он видит иногда на улице людей, которые идут за ним и грозят ему ножами. Иногда он слышит левым ухом угрозы: «Ты всего-навсего воришка, подойди, свинья, я тебя ударю» и т. д.. Правым ухом он слышит, напротив, только приятные для себя вещи: его хвалят, ободряют, до него доходят здесь любовные речи некой женщины, называющей его «мой дорогой». В левом ухе галлюцинации слышны чаще, чем в правом.

В заключение я хочу упомянуть еще об одном аспекте этого случая, делающем больного опасным для окружающих. Уже в течение трех лет его преследует голос, заставляющий кого-нибудь ударить. Он боится уступить этому побуждению, как уступает он всем прочим, и не осмеливается взять в руки нож — один вид острых предметов вызывает у него крайне тягостное чувство. Страдания этого несчастного ярко изложены на нескольких страницах его письма к сестре; стиль этого послания исполнен самой неподдельной искренности. «Моя дорогая сестра. Очень удивлен тем, что ты не ответила мне на письмо, в котором я просил тебя сообщить мне адрес отца. В трудных обстоятельствах, в которых я сейчас нахожусь, мне особенно дороги слова дружеского участия, а теперь и ты меня покидаешь. Я должен открыть тебе тайну, которая одна является причиной всей моей болезни и принуждает меня пить, хотя я мог бы жить счастливо с деньгами, которые зарабатываю. Увы! Судьба не хотела этого! Моя дорогая сестрица! Может быть, это и не секрет для вас, но лет двадцать назад, занятый какой-то работой, отец ударил меня — я никогда не забуду этот день — и сказал мне, что я не его ребенок. С этого дня меня словно окутал туман, который я не в силах отогнать от себя, он омрачил мне будущее. Я не живу более, но каждый день прошу Создателя или изменить в корне мое существование или призвать меня в лучший мир, потому что я не в силах терпеть подобное прозябание.

Мой отец! Как бы я хотел, чтоб он написал мне! Он один может принести мне утешение. Он, может быть, в состоянии прогнать от меня навязчивую мысль, которая без конца меня преследует и которую он сам зародил во мне, потому что я всегда был добрым малым и мать говорила, что у меня из всех самое доброе сердце. Теперь оно страдает — день ото дня все больше, поэтому я и начал пить: не из любви к пьянству, а чтоб отогнать от себя мою преследовательницу. Иногда печаль одолевает меня вовсе, я пью тогда особенно много и не могу остановиться. Я не знаю, что толкает меня к этому.

Я очень прошу извинить меня за неприятные минуты, которые я тебе доставляю, умоляю тебя, прости меня за это. Я не могу без содрогания писать тебе: когда я пишу «сестра», я чувствую, что всегда любил тебя братней любовью. Как бы я хотел освободиться от мысли, отравляющей мое существование, быть рядом с вами и вволю выплакаться, потому что и это тоже мучит меня, я разучился плакать, сердце мое слишком сжато для этого. Не хочу докучать тебе своими горестями, буду страдать до конца. Если б хоть пруссаки освободили меня от жизни! Но нет! И им я не был нужен. Я вижу, что рожден для одних страданий.

Прошу тебя, сожги это письмо, как только прочтешь его. Пиши мне чаще и дай мне отцов адрес. Передай привет Виктору и скажи ему, чтоб он простил меня. Я надеюсь, он понял, что я был не в своей тарелке, когда он был в Париже. Прошу тебя, скажи ему,. чтоб написал мне, мне это будет очень приятно. Вы все мне нужны для моего спасения, без вас я уже не человек, а мертвое растение. Целуй каждый день за меня моих племянниц.

Я кончаю, обнимаю тебя от всего сердца, потому что оно живо во мне, я слишком хорошо его чувствую, это бедное сердце, которое не перестает мучиться.

Передай привет и В…, но не говори ему, в каком я положении. Привет от меня всему его семейству. Твой брат, который любит вас всех и которого вы все оставляете. Ты меньше других забываешь о моем существовании. Луи Р…»

Многочисленные суицидальные попытки этого больного, предопределенные его наследственным отягощением, выглядели как спровоцированные горем и сожалением по поводу совершенных им эксцессов.

Трудно нагляднее показать, насколько настоящий дипсоман отличается от рядового пьяницы, который как правило очень мало сокрушается по поводу своего пагубного пристрастия.

Если не все дипсоманы покушаются на свою жизнь, то все они в той или иной мере испытывают чувство стыда из-за рокового влечения: Луиза В…, как мы видели, готова в своем раскаянии на все стеснительные меры, которые предлагает ей семья в целях ее спасения: соглашается на любую слежку за собой, поступает на работу в магазин, откуда послушно следует домой (пока не начинается приступ), уезжает к родственнику-врачу, надеясь найти у него защиту, в которой так нуждается. Женщина, которую мы увидим позже, несколько раз оставляла в доме, где работала в прислугах, сундук со всем своим достоянием: лишь бы не появляться перед хозяевами в нетрезвом виде; она утверждает, что совершала кражи только для того, чтобы ее заперли в тюремную камеру и держали там под запором.

Продолжительность дипсоманического приступа колеблется от 2-х дней до 15-ти; возвраты болезни не подчиняются каким-либо правилам; можно лишь утверждать в целом, что, вначале редкие (раз-два в год), они затем учащаются: в конце концов настолько, что разделяются лишь кратковременными, в несколько дней, светлыми промежутками. У одной из больных в начале болезни дипсоманических приступов не было по нескольку месяцев, позднее они начали случаться каждые 30 или 40 дней. Был еще один, который по выписке из больницы запивал почти ежемесячно. Женщина, с которой нам предстоит познакомиться, вначале воздерживалась от алкоголя до года и более, теперь пьет каждые два месяца; у других приступы продолжают случаться с частотой раз в год, не более.

Дипсомания и алкогольный бред. — Многие авторы энергично настаивали на свойственной будто бы дипсоманам особой резистентности к действию алкоголя. Не знаю, так ли это, но рано или поздно их эксцессы, при достаточной суммарной дозе алкоголя, кончаются, как и у других лиц, развитием алкогольного бреда с разной длительностью течения. Ни один из рассмотренных нами больных или тех, кого нам еще предстоит здесь увидеть, не избежал этой участи, причем делирий был обыкновенной причиной их стационирования. На первых порах дипсоманические приступы сопровождается лишь состояниями опьянения, не оставляющими после себя каких-либо последствий, но позже, когда приступы становятся более частыми и алкоголь начинает действовать на больного более постоянным образом, течение болезни осложняется алкогольным бредом. Как и при других формах психических заболеваний, алкоголь вызывает у больных вначале только возбуждение, затем — собственный психоз; при этом дипсоманы предстают перед врачом вначале как обычные делиранты и лишь по миновании острых проявлений психоза обнаруживается исходный фон страдания. Так или иначе, но это один из примеров сочетания у одного больного двух форм психических заболеваний, из которых одно, дипсомания, является причиной другого, алкогольного бреда (Magnan. De la coexistence de plusieurs delires de nature differente chez le meme aliene. Archives de Neurologie, 1880, p.57.)

Следующие наблюдения в этом отношении очень демонстративны.

Больная D…, по мужу V…, 57 лет, белошвейка, поступила в больницу Св. Анны 10 октября 1869г с врачебным заключением: «алкоголизм, устрашающие галлюцинации, тоска, бессонница».

При поступлении больная была возбуждена, многоречива, плакала, испытывала чувство страха, слышала голоса родителей, людей, собиравшихся ее убить, звуки ударов, видела вокруг себя головы чьих-то жертв, ей казалось, что по ней ползали насекомые, она встряхивала одежду и т. д.. Руки ее тряслись, язык был обложен белым налетом, подложечная область болезненна при ощупывании. Ночью она не спала, галлюцинации не прекращались. Психоз закончился через пять дней, больная была подавлена, угнетена, но спокойна и занималась делом — лишь ночной сон оставался тревожен и прерывался кошмарами.

Из собранных нами сведений выявилось следующее. На протяжении уже 30-ти лет больная периодически делается тосклива, ничем не интересуется, испытывает слабость, непригодность к какому-либо труду и занятию, плохо спит, не ест, ощущает неприятное чувство в области желудка, усиливающееся при виде пищи; жажда у нее при этом, напротив, повышена; в первый же день такого состояния она начинает пить. На следующий день берет бутылку, прячет ее, спускается вниз, наполняет ее вином, купленным у торговца, быстро возвращается к себе, запирается, пьет до тех пор, пока не перестает держаться на ногах. Когда опьянение проходит, спешит за новой бутылкой — все это продолжается в течение нескольких суток. После окончания приступа она винит себя во всем случившемся, ужасается собственному поведению и возвращается к прежней размеренной жизни и полному трезвенничеству. Вначале обострения ее болезни разделялись интервалами в 15-18 месяцев, теперь наступают чаще, светлые промежутки длятся 3-4 месяца. Двадцать лет назад она пыталась утопиться в канале Св. Мартина: это произошло в начале одного из приступов.

В течение долгого времени, пока дипсоманические эпизоды были относительно редкими, клиническая картина заболевания осложнялась лишь состояниями алкогольного опьянения, позже, когда приступы сблизились и алкоголь стал воздействовать на больную более преемственным образом, у нее развились алкогольный бред и галлюцинации.

Гортензия В…, которую я вам теперь представляю, имеет профессию сапожника, ей 53 года, отец ее покончил с собой, утопившись в болоте. Она говорит, что до сорока лет не злоупотребляла алкоголем. Вышла замуж в первый раз в 20 лет и вскоре осталась вдовой: через восемь месяцев после свадьбы. С 21 года до 27 лет она, по ее воспоминаниям, страдала периодическими болями в животе и рвотами.

В 31 год снова вышла замуж. Дела ее шли плохо, она лишилась больших сумм денег, что в свое время сильно потрясло ее.

Она начала выпивать в 1869г и пила тогда от случая к случаю: когда ее угощали, при продаже сделанной ею обуви — несколько раз при этом напивалась допьяна.

Однако только в 1871г, во время осады Парижа, у нее возникли действительно серьезные проблемы с алкоголем: она уже тогда обратила внимание на происшедшие с ней в этом отношении перемены. Она испытывала головную боль и боли в желудке, ощущала тяжесть в спине и под ложечкой, куда «будто кулаком давили». Пища вызывала отвращение, сон стал тревожным. Этому физическому состоянию соответствовало такое же нравственное: беспокойство, тоска, утрата веры в свои силы. Ее мучили странные, беспредметные угрызения совести, ей казалось, например, что муж, замешанный в делах Коммуны, пострадал исключительно по ее вине. Ничто не радовало ее, пустяки приводили в отчаяние, ее постоянно преследовало зрелище собственной смерти, в которой она видела свое единственное и желанное избавление.

В этом состоянии она впервые ощутила непреодолимое влечение к алкоголю, начала пить вино, потом водку, но не могла утопить в них жажду. Следствия этих возлияний не заставили себя ждать: через несколько дней у нее развилась белая горячка с галлюцинациями слуха и зрения; ее воображению являлись самые ужасные сцены Коммуны, она видела мертвецов, призраков, чьи-то лица, слышала выстрелы. Иногда ей казалось, что на улице на нее смотрят особенным образом и произносят в ее адрес оскорбления. Жизнь сделалась для нее невыносима, она решила отравиться угарным газом и после суицидальной попытки, 20 января 1872г, была направлена в больницу Св. Анны. Ее состояние при поступлении характеризовалось развернутым алкогольным делирием; ее перевели в Salpetriere, откуда она была выписана после трехмесячного лечения.

Она вернулась к труду и примерно 14 месяцев не пила вовсе. Затем в июле развился меланхолический приступ, аналогичный предыдущему: она снова начала импульсивно пить и пила несколько дней кряду. Вновь развилась белая горячка, она была помещена в больницу Св. Анны, где через несколько недель обнаруживала уже одни только меланхолические идеи; галлюцинаций не было, но сохранялись суицидальные устремления.

По выходе из больница она провела 8 спокойных месяцев, но арест мужа вверг ее в новую и глубокую депрессию. Она опять почувствовала тягу к алкоголю и после многодневного запоя вновь начался алкогольный делирий. Она видела в своих галлюцинациях вооруженного ножом мясника, намеревавшегося расчленить ее на части, гримасничающие рожи, полицейских, державших ее на мушке, ей казалось, что ее обвиняют в убийстве. Она даже обратилась в комиссариат полиции, утверждая, что в ее доме убили дочь консьержа. Доставленная 14 июля 1874г в нашу больницу, она была переведена потом в Salpetriere, где пробыла 10 месяцев, после чего вновь смогла вернуться к обычным занятиям. В последующие 4 года светлые промежутки, когда не наблюдалось ни депрессии, ни импульсивных влечений, длились, последовательно, 6, 8 и 15 месяцев. Когда появлялась тяга к алкоголю, она, как и раньше, сопровождалась аффектом тоски и чувством собственного бессилия. Злоупотребление алкоголем, хотя теперь и относительно редкое, истощало силы больной, вызывало рвоты, которые оставались и после запоев и долго ее мучили.

14 октября 1872г Гортензия в 4-ый раз была стационирована в больницу Св. Анны: снова в связи с белой горячкой. В этот раз ее состояние улучшилось быстро: по прошествии двух месяцев стало возможным выписать ее на попечение мужа. Ее отвезли в деревню, где она несколько недель провела совершенно спокойно, но по возвращении в Париж в январе 1879г вновь началась депрессия. В этот раз она в течение недели боролась с желанием выпить — прежде чем уступить ему. Последовавший затем алкогольный делирий имел своим следствием суицидальную попытку: она пробовала отравиться опием, чтобы уйти от грозивших ей врагов, и слышала голос, непрерывно приказывавший ей сделать это.

Помещенная в 5-ый раз в больницу, она вновь находилась при поступлении в состоянии алкогольного делирия с галлюцинациями самого неприятного свойства. По ночам она слышала голос давно умершей матери, которая укоряла ее за пьянство и звала к себе: «Иди ко мне, говорил этот голос, тебе здесь будет лучше.» Рядом с одетой во все черное матерью она видела скалу, сплошь покрытую лягушками. После нескольких дней лечения состояние ее снова улучшилось. В настоящее время она стыдится своих поступков и очень удручена ими, но при этом хорошо описывает и объясняет поведение в приступах. Перед тем как появляется тяга к алкоголю, у нее развивается состояние беспричинного утомления и безволия, ей не хватает духу для простых дел по хозяйству, она испытывает слабость, ей кажется, что, выпив, она почувствует себя сразу лучше. Водка ей неприятна, «жжет желудок», но она не может удержаться от того, чтоб обратиться к ней за содействием. После этого воля ее сломлена, она не в состоянии бороться с влечением и пьет допьяна. Несмотря на нынешнее улучшение, сон ее и теперь часто прерывается галлюцинациями: она присутствует на пожарах, видит вокруг себя блуждающие огоньки. Следует допустить возможность того, что эти галлюцинации будут оставаться у больной еще достаточно долгое время — как это бывает и у обычных пьяниц после длительной интоксикации.

Вне импульсивных периодов дипсоманы изредка ведут себя как рядовые пьяницы — с постоянно нездоровым образом жизни. В этих случаях повторные приступы дипсоманического пьянства могут привести к развитию симптомов тяжелого алкоголизма. Всегда однако можно отличить, пьет ли больной как дипсоман или по образовавшейся у него привычке: когда он пьет как рядовой пьяница, он и ведет себя соответственно и приглашает друзей разделить с ним попойку; когда, напротив, пьет, подталкиваемый к этому импульсивным влечением, то изолируется от своего окружения, прячется, уносит вино к себе в комнату, запирается на ключ и пьет там стакан за стаканом. Импульсивному пьянству всегда предшествует состояние депрессии.

Большая часть в промежутках между приступами — убежденные трезвенники: некоторые, как мы видели, не переносят и запаха спиртного. Стыд и раскаяние могут быть у них не столь сильны, чтобы толкать их к самоубийству, но они неизменно прилагают все усилия к тому, чтобы вести строго размеренную жизнь, и каждый раз надеются, что более не сорвутся. Убеждение их самое искреннее, они, как умеют, стремятся доказать это. Последняя из больных, которых мы сегодня увидим, писала кровью клятвы, что никогда больше пить не будет. Она оплакивает свою судьбу словами полными раскаяния и отмеченными таким чистосердечием, что я не могу не привести их на лекции.

Полин Н…, домохозяйка 52-х лет. Отец ее выпивал. Сама она начала злоупотреблять алкоголем в возрасте 26-ти лет. В первые годы периоды ее пьянства и тяга к алкоголю были непродолжительны, она месяцами обходилась без спиртного, но мало-помалу приступы участились и, хотя она ясно представляла себе последствия своей невоздержанности и обвиняла в ней одну себя, всегда кончалось тем, что она уступала влечению. Стыдясь себя, она покупала украдкой водку, пила ее в одиночестве, запершись в своей комнате. Если ее заставали пьяной, она до такой степени терялась, что тут же оставляла дом, где служила, и часто, не осмеливаясь вернуться, оставляла там свое имущество.

Кончилось тем, что она осталась без места и вконец обнищала. Не имея крова над головой, она инсценировала кражу клубники на Большом рынке: для того, чтобы быть арестованной. За это правонарушение она отбыла два месяца в тюрьме Сен-Лазар. По выходе оттуда, находясь в столь же безвыходном положении, она объявила, что украла с уличного стенда пару туфель: чтоб ее снова задержали. Она была вновь приговорена к 6-месячному тюремному заключению, которое провела там же. (Она говорит сейчас, что оба раза действовала с заведомым умыслом и поступала вполне сознательно, но не исключено, что оба поступка были следствием импульсивного влечения к кражам, которое она не могла побороть в себе.)

В первый раз Полин поступила в больницу Св. Анны в 43 года. Она была арестована за нанесение побоев стражам порядка. Находясь в состоянии алкогольного бреда, она решила, что те преследуют ее и делают ей постыдные предложения. При поступлении в отделение она находилась во власти устрашающих галлюцинаций: видела кошек, тигров, змей с горящими глазами, бросающихся ей на грудь, сов, не спускающих с нее глаз, слышала оскорбления: ее будто бы обзывали поджигательницей. У нее была дрожь в руках, она жаловалась на головную боль, судороги в членах, без конца откашливала глоточную слизь. Выписана она была только после длительного пребывания в больнице.

В 1877г она повторно поступает к нам — также в состоянии белой горячки с тягостными галлюцинациями. Ей казалось, что она присутствует при неких ограблениях, видела убийц, набрасывающихся на ее братьев, пылавший дом, полный догоравших трупов, диких зверей, готовящихся пожрать их. Отправленная в Salpetriere, она лечится там в течение 9 месяцев.

Через 15 дней после выписки она вновь, в третий раз, попадает в больницу Св. Анны и выходит оттуда через 8 месяцев, в начале октября 1878г.

Едва очутившись на свободе, она снова оказывается во власти того же влечения и начинает пить: несмотря на искреннюю решимость не делать этого и клятвенные заверения, изложенные в письме ко мне, с которым я вас сейчас познакомлю.

Воскресенье, 2 часа дня.

«Господин М…! Мне так совестно, что я нахожусь здесь у Вас по поводу столь постыдного и унизительного в глазах людей порока, что когда Вы приглашаете меня к себе, я не нахожу слов для разговора с Вами, но благожелательность, с которой Вы всегда ко мне относились, заставляет меня чистосердечно Вам довериться. Вы спросили меня, господин доктор, что я буду делать, когда выйду из больницы. Я уже думала над этим: остальной мир для меня утратил всякий интерес, у Вас же я каждый день вижу такое внимание к больным, что тоже хотела бы принять участие в уходе за ними — в любом приюте, все равно в каком качестве: тут, по крайней мере, меня уберегут от моих рецидивов.

Не думайте, что во мне мертвы добрые чувства. О нет, я так хочу вылезти из той пропасти, в которую пала, и вернуться на истинный путь, преодолеть несчастную страсть, которая так неожиданно овладевает мною.

Я сохраню, в память о Вашей доброй заботе, во-первых, безграничную признательность к Вам к, во-вторых, клянусь Вам, что буду бежать как от огня от этого отвратительного, отталкивающего порока, о котором я не могу вспоминать иначе как с краской стыда и который отдалил меня от семьи и от всех, кто окружал меня любовью и уважением. Но, уверяю Вас, не моя вина в этом.

Интерес, который Вы проявляете к своим больным, побуждает Вас, наверно, спросить меня, каковы теперь мои средства. Ваши сестры были так добры ко мне, что в течение 4-х месяцев занимали меня на глажке белья — у меня скопилась поэтому небольшая сумма, которая будет мне на первых порах достаточна.

Примите заранее, господин доктор, мою самую почтительную признательность и благодарность. Полина Н…».

Я подписал ей выписку, но спустя несколько дней она купила водки и снова начала травиться ею. Иногда она приходит в себя, осыпает себя проклятиями, пытается изо всех сил вырваться из-под гнета пагубного пристрастия, но сопротивление ее бесцельно. Она была арестована в церкви Нотр-Дам де Виктуар, куда зашла, по ее словам, чтоб взмолиться к небу об освобождении от роковых привычек, но уже за несколько дней до этого вновь начала видеть убийц и животных и слышала отовсюду голос врача, говоривший ей, чтоб она шла в Св. Анну.

При этом поступлении у нее снова был алкогольный делирий с наплывом галлюцинаций. Она видела Св. Иосифа, который будто бы был болен, и бегала в поисках доктора для него. Ее преследовали отвратительные видения. Она видела собак, змей, пресмыкающихся с пучком травы в глотке, слышала голоса угрожающего характера, оскорблявшие ее и предсказывавшие смерть ее родителям. Руки ее были охвачены дрожью, которая до сих пор не вполне исчезла и преобладает на левой стороне; каждое утро ее беспокоит трудно отхаркиваемая слизь из глотки.

В последнее время у нее восстановился сон и улучшилось общее состояние. Она занята регулярным трудом и ожидает выписки. Как всегда, она самым клятвенным образом обещает набраться отныне достаточных душевных сил и твердости для борьбы со своим недугом, но зная, что это влечение не зависит от ее воли, мы не очень удивимся, если она вернется к нам снова.