Естественно, что история представлений о роли вирусов в биологии и патологии мозга будет представлена с позиций патологической анатомии, не побоюсь сказать с точки зрения субъекта исследования, но на основе объективных успехов вирусологии и генетики. Прошу только не заподозрить в «невыносимой диалектической фразеологии» (Б. П. Вышеславцев, «Философская нищета марксизма», Франкфурт на Майне, 1971, с.38; кстати, он и показал ту диалектику, что не боится таинственного, неизвестного, а не пустопорожнего «агностицизма», которым нас пугали, вместо того, чтобы раскрыть действительную диалектику субъекта и объекта; или сказать: «высшие формы бытия всегда предполагают низшие» (Он же: dacta ignorantia — научное незнание, неизвестное пока).

К большому сожалению, успехи психовирусологии несопоставимы с тем, что получено при изучении энцефалитов и таких краевых нервно-психических заболеваний, как удостоенных нобелевской премии болезни куру (D. C. Gajdusek, 1977; В. А. Зуев, 1974, 1988). Вспомним, что такие великолепные клиницисты-эмпирики, тесно общаясь с больными, сумели разглядеть отравление (С. С. Корсаков, 1893), которое потребовало полвека для биологического подтверждения, а теперь и лечения (гемосорбция). Правда и раньше делались попытки дезинтоксикации путем удаления кишечника или селезенки без достаточного обоснования. Потом «чистили» кровь, переливая или выпуская. Один досужий академик даже предложил выпустить лимфу из грудного протока с туманными целями. Надо сказать, что психиатры, хоть и молча, но отвергли такую манипуляцию. В «борьбе» с токсикозом больных шизофренией надо вспомнить и кастрацию, исходя из великих достижений эндокринологии. Не будем вспоминать психохирургию и терапию отчаяния — электрошоковую, объяснить которую рационально просто невозможно.

Первым естественнонаучным наблюдением, легшим в основу аргументированного заключения о роли вирусной инфекции в психопатологии, стал американский психиатр К. Менинжер. Он изучал последствия пандемии инфлюэнции, «испанки» в 1918 г. Причем, не только у самих переболевших, но и у потомства. Ученый-психиатр впервые выступил со своим сообщением в 1922 г. (K. A. Menninger, Am. J. Psych., 1926, 1928). С тех пор интерес к последствиям гриппа изучается до наших дней (Лондонский институт психиатрии, R. M. Murray, 1993). Особенно много сделали детские невропатологи совместно с вирусологами (В. А. Зуев, 1990; C. Mancini, 1984). Пожалуй, самым удивительным является сообщение D. A. Liberman et al., 1989, что противогриппозная вакцина смягчает шизофренную симптоматику. Поневоле задумаешься о роли вирусов в биологии) bios — жизнь, bia — насилие, гр./ мозга. К этому следует прибавить растущий интерес к интерферону (D. Beker, 1990), как лечебному средству. Грипп продолжает владеть умами психиатров (но не всех).

В те же 20-е годы (после кровавой бани) нашу планету охватила эпидемия летаргического энцефалита, которая на долгие годы завладела вниманием психиатров, прежде всего в связи с кататонией, которая в эру психофармакологии как-то сошла на нет. На этом примере и Гудл (1932) высказался о вирусной природе многих психических заболеваний. Точно также знакомство с таежным энцефалитом (клещевым) и его психическими проявлениями, в частности латентными, послужило основанием для длинного хвоста, преимущественно иммунологических исследований от 30-х гг. до наших дней (А. Н. Шоповал, 1961; О. А. Васильева, 1991, 1992). Аналогичные замечания касаются СПИДа.

В 1948 г. Г. Ю. Малис, путем исключения микробиологических попыток, пришел к заключению, что шизофрения вызывается фильтрующимся вирусом. Собственных данных у него не было, только косвенные или иммунологические (1959). В том же году H. Baruk острый бред отнес к нейровирусной инфекции. Сотрудники Г. Ю. Малиса И. И. Рыбак и др. (1960) продолжили работы с кровью больных шизофренией.

Как уже упоминалось, в 1954 г. М. А. Морозов опубликовал результаты исследования центрифугата ликвора, где он обнаружил вирусоподобные тельца. Удивительно, что до сих пор его работы не проверены на трупном ликворе (забор шприцем из воронки мозга) и ЭМ исследование. О том как отреагировали медики из провинции тоже было сказано. Остается сообщить, что столичные медики восприняли сообщение вполне продуктивно. Будущие академики из числа молодых врачей были откомандированы в Мечниковский институт для овладения вирусологической техникой (А. С. Тиганов) и стали усиленно опробовать ликвор, заражать куриные эмбрионы, или исследовать кровь (Р. А. Наджаров). Но, как хорошо известно, — ренегаты есть худшие враги непонятых идей. По установившейся глупой традиции отрицательные результаты у нас не публикуются. А результаты в руках психиатров были негативными. Все же ручеек вирусологических исследований тянулся несколько лет в Институте психиатрии Академии. Так Г. Д. Кобринский исследовал иммуноморфологию лейкоцитов крови. Ультраструктурно в них были обнаружены при шизофрении наряду с атипичными АГ и структуры, которых не было у здоровых (1972). Тогда же в этой лаборатории И. В. Домашнева обнаружила пассируемый эффект после введения центрифугата ликвора больных шизофренией в мозг мышей (неопубликованные данные). Но именно тогда была сделана ставка на генетику и иммунологию крови больных шизофренией, причем приоритет был отдан лимфоцитам. Биофизически были обнаружены особенности люминесценции их ядер (R. R. Lideman, L. L. Prilipko, 1972). Так тихо скончалось вирусологическое направление в мультидисциплинарном изучении шизофрении в Институте с монотематическим изучением шизофрении.

Быть может слабым отголоском в нашей стране была Ленинградская школа, где придерживались инфекционной природы шизофрении, что однако противоречило всем данным патологической анатомии, полностью отрицавшей какую-либо воспалительную реакцию в тканях мозга при шизофрении. Инфекционность противоречит и эпидемиологии шизофрении, которая однозначно указывает, что распространенность заболевания стабильна даже в экстремальных условиях, — эпидемий шизофрении не наблюдается. Душевные болезни инфекциями назвать невозможно. Однако приведу одно личное наблюдение. Студент-медик, 20 лет, тяжко трудился за квартиру дворником. В конце зимнего сезона заболел корью, которая протекала тяжело, с высокой температурой и длилась дольше обычного, через 2 недели после выздоровления у него началась глубокая депрессия, вслед за ней явления кататонии с мутизмом. Больной длительно лечился в психиатрическом стационаре, после которого взял академический отпуск. Мои коллеги нацело отвергают какую бы то ни было связь с перенесенной корью и манифестации шизофрении, толкуя о «почве». Действительно, еще в период абитуриентства его поведение в коридоре клиники было для высококвалифицированного психиатра (Э. Б. Дубницкая) таким, что «не понравилось» опытному глазу специалиста. Он был слегка заторможен, скован и не пытался вступить в контакт. Это было за 4 года до манифестации. Наследственность у больного неблагополучна, но не очевидная для каждого (никто в больнице не лежал). Парень вернулся к учебе, но вскоре оказался в стационаре, несмотря на поддерживающую терапию. Ведущие его врачи сами усомнились в формальном диагнозе (М. Б. Мазурский). В вирусологии есть понятие — «вирус-помощник». Таковыми, по-видимому, и являются те вирусы, в которых узкое медицинское мышление хочет видеть «этиологию», по аналогии с «кирпич-голова» — смерть или контузия, с посттравматической психопатологией с доброкачественным регредиентным течением. В приведенном случае все не так, все непохоже ни на что.

«Почва» на психиатрическом языке — это генотип, но он далеко не стабилен и подвержен массе влияний (Р. Б. Хесин, 1984), и экзо- и эндогенным. Но об этом медики еще не наслышаны. Гораздо более известна удивительная устойчивость вирусной ДНК и РНК — только автоклавирование обеспечивает обезвреживание вирулентных вирионов. Что до эндогенных вирусов, то о них мы знаем еще очень мало и только мнительные родственники раковых больных побаиваются заразы.

Итак, вирус — это не только инфекция. Академик В. М. Жданов (1988) в посмертной статье даже написал «вирусы — враги всего живого на земле». Действительно трудно отыскать данные о пользе вирусов. Но такие высказывания появляются. Например, в генной инженерии вирус гриппа оказался полезным для снабжения культуры ткани печени при отсутствующей алкогольдегидрогеназе, с последующим введением при циррозе печени. А С. Лурия (1981) подтвердил: «вирус — это часть клетки». Он и соавторы «Общей вирусологии» высказали мысль, что сейчас появляется все больше данных, что хронические медленно прогрессирующие заболевания нервной системы, возможно, имеют вирусное происхождение (с.518). Еще в 1956 г. И. В. Давыдовский заметил, что классические вирусные инфекции имеют место в несообщающихся с внешней средой органах и системах, например, в нервной. Это очевидно для любого медика. Хуже знают, что любой даже крайне вирулентный вирус может длительно персистировать (вирусоносительство бешенства собаками и ВИЧ) (В. А. Зуев, 1988). Более того, персистировать (persistentia — сохранять предыдущее состояние) пожизненно, сохраняя не только иммунитет, но и постоянную возможность активизироваться (герпес). Сейчас считается, что персистенция — свойство дефектных вирусов, где часть генов утратило свою функцию (Ройзман Б., 1989; Холланд Д. Д., 1989). Естественно, что нас особо интересует персистенция в мозге, где могут создаваться очаги поражения нейронов и глии, которые трудно локализовать. При герпесе это Гассеров узел (Libikova H., 1983). Это положение уже вошло в учебник (Букринская А. Г., 1986), но не дошло до студентов-медиков. Оно разделяется и группой немецких ученых специалистов по культивированию вирусов (Koschel К. et al, 1987). Они утверждают, что клетки мирно сосуществуют с персистирующими нейротропными вирусами. Остается под вопросом правильно ли такие клетки-носители функционирую, или обеспечивают извращенный обмен? Второй вопрос касается вертикальной передачи персистирующих вирусов потомству: что это внутриутробная инфекция или все же это механизм входящий в круг интеграционных заболеваний (Д. Голубев, В. Солоухин, 1989, с. 114), стойко изменяющих наследственность клетки (Л. А. Зильбер, цит. по Голубеву и Солоухину, там же). От беременной плоду выделяют не только генетическую передачу, но и трансовариальную, трансплацентарную передачу в родах, а также с молоком матери. Имеется большая литература по латенции семейства герпетических вирусов (Ройзман Б., Баттерсон У., 1989; Baichwal V. R., et al, 1988; Deassete V. B., et al, 1988; Editorial, Lancet, 1988, № 8631; Libby E. et al, 1988; Rajcani J. et al., 1988; Wechsber S. L. et al., 1989). В последние годы установлена пожизненная персистенция вируса кори после перенесенного в детстве острого заболевания (В. А. Зуев, 1988). Но подострый склерозирующий коревой панэнцефалит Ван Богера встречается крайне редко.

Знакомство с этими фактами персистенции позволяет усомниться в «демонической силе» вирусов. Ю. С. Борискин и Н. Н. Богомолова (1984) полагают, что вирусы могут гнездиться в клетках мозга и организма без видимых последствий пока равновесие не будет нарушено. Общеизвестно, что в геноме большая часть районов остается репрессированными, а «работает» лишь незначительная часть хромосом. Принять такие постулаты можно только отказавшись от всего предшествующего (студенческого) образования. Ни один биолог (и врач) не может считать себя достаточно образованным, если он не знаком с основами вирусологии в ее современном молекулярном виде. Кроме того, за последние 15—20 лет по существу большинство разделов вирусологии было переписано заново (Н. В. Каверин, Л. Л. Киселев, 1989). Скажем больше — развитие представлений о вирусах так стремительно развивается, что сроки пересмотра укорачиваются. Например, в отношении ретровирусов. Во всяком случае, если вирусы возникли вместе с жизнью (К. Г. Уманский, 1980), то мутируют они, видимо, чаще, чем это предполагается.

Для молекулярной вирусологии — вирус это переносчик генетической информации (В. И. Агол, 1973), а не только и не столько «инфекционный агент». Еще в 60-е гг. Л. А. Зильбер провозгласил наличие неинфекционных вирусов, которые переданы по наследству от не всегда больных предков. Тогда о «паразитизме» вирусов можно сказать лишь, как о генетическом. Даже при хронической инфекции, когда вирусы присутствуют постоянно в организме и их выявление возможно только в периоды обострения (С. Лурия и др., 1970, 1981). Иногда присутствие вирусов обнаруживается столь изощренными способами, что становится сомнительным само их наличие (Edit., New. Sci., 1987, № 1566).

Примером этого могут служить необычные вирусы — прионы, состоящие из инфекционного белка с молекулярной массой 27-30 кД. Прионы не содержат нуклеиновых кислот, чем и отличаются от канонических вирусов. Они являются возбудителями, так называемых, подострых трансмиссивных губкообразных (спонгиоформных) энцефалопатий человека (куру, болезнь Крейцфельда-Якоба, которую К. Гайдушек назвал вирусной деменцией) (1989, гл.33, с.383), а также синдром Герстмана-Штреуслера и амиотрофический лейкоспонгиоз), а у животных: скрепи, трансмиссионная энцефалопатия норок, хроническая изнуряющая болезнь неволи оленя и лося, губкообразная энцефалопатия коров (В. А. Зуев, 1988). Оказалось, что ген, кодирующий прионовый белок, содержится в ДНК здоровых особей. Это напоминает ситуацию с онкогеном, который находят и у здоровых. Медленная инфекция прионовой природы обусловлена возможностью активации кодирующего гена. Оказалось, что внесенный извне прион обладает активирующим действием (Прузинер С. Б., 1984). Именно такие взаимоотношения вирусов с организмом помогают понять и проблему эндогенных вирусов (В. И. Агол, 1976). Приняв феномен наследуемых, эндогенных вирусов можно пересмотреть всю концепцию пресловутых функциональных психозов.

В последнее десятилетие молекулярными генетиками обнаружены дефекты в локусах хромосом, названных «генами психоза» (Basset A. S., et al., 1988; Delisi L. E., et al., 1987) откуда один шаг до вирогенной мутации (Ckarenbach P., et al., 1987). Измененные ДНК и РНК синтезируют аномальные белки и ферменты, видоизменяющие поведение, как это показано на животных (Curless R. G., et al., 1987). При несомненных важных результатах молекулярно-генетических исследованиях они требуют определения природы дефектов и аномалий генома. Так TJ. Crow (1987) резюмировал: «гены недостаточно объясняют этиологию». Он также предполагает вирусную природу этих находок. Кондовый генетик так подвел итог: генетики все болезни считают наследственными, а вирусологи — вирусными (С. В. Агеев, 1995, личное сообщение). В том-то и величие Л. А. Зильбера, что он совместил эти оба подхода в понятие — вирусогенетическое заболевание.

Все это касается не только шизофрении. В 1988 г., в протоколах национальной академии США появился доклад группы авторов (Sacchi N., et al.) где утверждается, что ген ETS-2 (аналог гена ets ретровируса Е-26 эритробластоза цыплят), который локализован у человека в 21 хромосоме, предположительно вовлечен в патогенез болезни Альцхаймера и синдром Дауна. Однако исследование структуры этого локуса у больных пресенильной деменцией никаких изменений состава ДНК (перестройки, дупликации), выделенной из фибробластов клеток головного мозга семейной и спорадической болезни Альцхаймера выявлено не было. Авторы считают, что отсутствие структурного дефекта опровергает этиологическое значение исследованного гена. Нам важен факт его аналогии с эндогенным онкогеном ретровируса. Но вирусные антигены выявить также не удалось (Narayan О., 1975). В 1988 г. G. K. Wilcok выявил антитела к 7 типам вирусов при болезни Альцхаймера. Однако К. Гайдушек (1989) не смог выделить неканонические вирусы всеми каноническими методами классической вирусологии. Вопрос о роли персистенции вирусов в сенильном мозге открыт, несмотря на авторитет нобелевского лауреата.

По современным представлениям нарушение обмена веществ зависит от расположенных в ядре ДНК (как отражается на метаболизме кольцевидные нуклеиновые кислоты митохондрий пока неясно) и синтезирующем белки аппарате рибосом и полисом РНК цитоплазмы (белоксинтезирующие РНП нейронов превосходят даже таковые в гепатоцитах, что соответствует уровню этого метаболизма). Главным продолжает оставаться вопрос о происхождении эндотоксикоза (острого и хронического) при шизофрении. Представляется, что возможно изменение обмена веществ в мозге при вирогенном поражении. Закономерен вопрос: если ген вируса интегрирован в геном нейронов (и нейроглии) и репрессирован там гистонами, значит ли это, что эти локусы метаболически полностью инертны? Судя по гетерохроматину — это не так (ниже). Отсутствие размножения (репродукции) вируса скорее правило, чем исключение и это касается как экзогенных, персистирующих вирусов, так и эндогенных наследуемых (хотя вертикальная передача первых тоже не исключается). E. Lycke, R. Zigler (1983) прямо пишут, что вирусные инфекции ведут к образованию психотоксических соединений, вызывающих психопатологические симптомы и синдромы (при КЭ, СПИДе и др.). Тем не менее еще мало изучены механизма токсического действия вирусов (Рюкерт P. P., 1989; Pasterna C. A., 1987), а А. Г. Букринская (1986) вообще вирогенный токсин отрицает. Длительное или острое присутствие вирусного генома в клетке это новое для нашей науки (медицины) состояние, которое требует и новой интерпретации последствий, как и выяснения возможных «свободных» локализаций вируса или вириона в клетке. Электронная микроскопия мозга пока дала лишь отрывочные наблюдения, если не считать экспериментального заражения (Б-А. Ерман и др., 1984). Открытие медленных инфекций (В. А. Зуев, 1985) вызвало ряд аналогий не всегда обоснованных, хотя важен уже сам принцип наличия таких заболеваний, текущих десятилетиями. Так болезнь Крейцфельда-Якоба привела к смерти женщину патологоанатома, 62 лет, которая 22 года имела контакт с мозгом умерших от КЯБ (De Lisi L. E. et al., 1987). Таких казусов при работе с мозгом больных шизофренией ни у психохирургов, ни прозекторов, даже вскрывающих в сроки от 40 минут до 2-х часов после смерти, не описано и не известно специалистам. Точно также обстоит и с эпилепсией, хотя при ней выявлены вирусы (ниже).

В 1988 г. вышла книга В. А. Зуева о медленных инфекциях, как последнее обобщение. Там утверждается, что количество таких заболеваний достигло 40, но не исключается, что, в принципе, любой вирус способен персистировать. Если вспомнить вирусоносительство, то это действительно возможно. Что касается психовирусологии, то применить к ней понятие — инфекция невозможно. Также никто не считает инфекцией и онковирусологию, основанную Л. А. Зильбером. Тем не менее в последние годы вирус герпеса и его латентные формы выдвигаются некоторыми исследователями биологической психиатрии в качестве этиологии шизофренической энцефалопатии (Kjecoit-Glaser J. et al., 1987; Lycke E. et al., 1983). М. Лангсон и А. Бейли (1980) так расценивают одну из 5 форм герпетического энцефалита: малые или субклинические формы могут со временем привести к хроническим заболеваниям, психическим расстройствам и агрессивной психопатии. Было показано, что психосоциальный стресс (экзамен у студентов) вызывает обострение герпетической инфекции (Gyorkey F. et al., 1987). При том, что герпес на губах так част (кстати и при фебрильной шизофрении) за столетие систематического изучения мозга умерших от этого заболевания не дает оснований сказать, что даже некротический энцефалит встречается у них пусть редко, но систематически. Это никем из патологов мозга никогда не отмечалось. Герпетический энцефалит попадает в психиатрию «с улицы» очень редко (для автора 1 раз за 40 лет). И все же надо помнить и неонатальном и внутриутробном герпес-энцефалите.

Лишены всяких оснований ссылки на сходство патологии мозга при шизофрении с «другими аутоиммунными заболеваниями» (De Lisi L. E. et al., 1987; Knight et al., 1987). Исходит это от иммунологов, которые иногда толкуют об аутоиммунном компоненте. Если в крови или ликворе обнаруживаются эти находки, то с этим можно согласиться, но не в ткани мозга, за барьером, в частности и иммунным (Ю. Я. Малашхия, 1986). Эталоном аутоиммунных энцефалитов и васкулитов является ревматизм мозга и системная красная волчанка (СКВ). Ничего подобного нет при шизофрении и эпилепсии в мозгу. Наоборот, токсико-гипоксическую энцефалопатию можно отнести к иммунодефицитным заболеваниям. История морфологии знает много примеров, когда цитогенетики шли впереди даже молекулярных генетиков (гетерохроматин).

Привлекает внимание гриппозная персистентная инфекция, полученная на мышах в лаборатории В. А. Зуева 1988 и в 1991; Tentsov Y. Y., Zuev V. A. et al.). У детей с отставанием развития (В. А. Зуев, Ю. Ю. Тенцов и др., 1990), причем молекулярновирусологически (генетически). Аналогичные представления и у Torrey E. P. et al. (1988) из Балтиморской группы занятой психовирусологией, несмотря на высокий авторитет К. Тайдушека (ниже). Все своеобразие гриппозной инфекции станет очевидным в связи с исследованием вирусологии эпилепсии. Что до патогистологического исследования олигофренов (П. Б. Казакова, см. монтаж), то данные об этиологии при них отсутствуют.

Благодаря инициативе представителя нашей страны в ВОЗ П. В. Морозова (внука) были проведены международные конференции и вышли сборники работ по вирусной природе психических болезней (там эпилепсия еще отсутствовала). Там превалировали иммунологические работы. Электронно-микроскопические исследования человеческого мозга могли лишь быть пробным шаром, где добиться результатов можно лишь при основательном поиске (ниже). Даже выделение вируса не решает вопроса этиологии. Кроме того, возможна персистенция многих вирусов (А. Г. Букринская, 1986). Слишком сложны взаимоотношения вирус-мозг и энцефалит не облигатен при них (В. А. Зуев, личное сообщение).

В 1991 г., в Лондоне вышел сборник под редакцией Квебекского профессора E. Kurstak о биологических факторах в психиатрии (здесь уже цитировались работы из этого издания). Как всегда, превалировали иммунологические работы, но встречались и психовирусологические. Наше внимание привлекли работы с ДНК цитомегаловируса и вируса герпеса (Moises H. W., Rajcani J. et al., 1991). Мало обоснованными были попытки выявить этиологию шизофрении в эксперименте (Feenstra A. et al., 1991). Очень важна практически многозначительная работа J. D. Amsterdam et al. (1991) о подавлении карбонатом лития герпес-энцефалита. Влиянием микроэлементов на геном интересуются ныне и психофармакологи. Ch. Barr, C. A. Mednik (1991) останавливаются на вирусной инфекции (!) у престарелых больных шизофренией (известно, что в старости вирусы активируются, депрессируются) (М. Канунго, 1982). Сейчас появляются публикации по ретровирусам, особенно ВИЧ, наше внимание привлекла их нейротропность (Pare W. P. et al., 1992; M. P. Naer et al., 1991; Rasheed S., 1991).

В 1994 г. коллеги R. Yelken, E. F. Terrey (Вашингтон, Госпиталь Св. Елизаветы и Балтиморский центр нейронаук) любезно предоставили нам сданную в печать рукопись большого обзора по психовирусологии «Вирусы, шизофрения и биполярные расстройства», откуда стали доступны ранее неизвестные работы на трупном мозге, чего у нас еще не осуществлено. Но прежде наше внимание обратило на себя новое понятие, введенное самим E. F. Torrey (1988) — латентный шизовирус. Нам представляется это преждевременным, поскольку из всех кандидатов между экзогенными вирусами ни один еще не избран на этот пост. Картина с эндогенными вирусами будет нами освещена в главе о вирусном психогене.

Английские ученые G. R. Taeler et al. Еще в 1985-86 гг. провели молекулярную гибридизацию ДНК цитомегаловируса в мозге умершего от хореи Гентингтона и шизофрении (Aulakh G. S. et al., 1981; Carter G. J., 1987). В 1988 г. аналогичную работу опубликовали Moises H. W. et al. Rajeshi J. et al., (1991) тоже самое осуществили с вирусом герпеса в 18 биоптатах мозга и постмортальном материале в 26-ти блот гибридизации, обнаружив последовательности в 17 % и 15 % в контроле соответственно. Трудно после этого говорить об этиологическом значении вируса герпеса при шизофрении. Amsterdam J. D. et al. (1985) обсуждают роль вирусов в этиологии аффективных расстройств, а 1992 (а, в) получают негативные результаты при исследовании мозга умерших больных шизофренией.

Таково состояние вопроса о психовирусологических исследований, часть из них будет приведена в других главах в связи с более новыми подходами.

Итак, здесь приведено достаточно материалов для обследования вирусной природы психических заболеваний, которые психиатры по инерции продолжают называть «функциональными», против чего блестяще возражал академик Д. С. Саркисов на VIII съезде невропатологов и психиатров с позиций патологоанатома. Мы исследовали мозг доцента технического вуза, 28 лет, пользовавшегося свободным выходом. Он вскрыл себе локтевые вены и, истекая кровью, не позвал на помощь. Клинический диагноз — аффективный психоз, гистопатологическая — шизофрения. Причем выраженность триады П. Е. Снесарева, как у больных в конечном состоянии. Яркий пример псевдофункционального поражения.

Еще более этот штамп становится атавизмом, исходя из данных молекулярной патологии, которая постулат единства структуры и функции сделала несомненным. А вирусология — это область молекулярных взаимоотношений геномов ультра- и макроорганизма (трехтомник «Вирусология», с англ., под редакцией В. Филдса и В. Найпа, М., 1989). Отвергнуть сейчас вирусную гипотезу можно лишь предложив другую равную ей по всеобщности, как концепция Л. А. Зильбера о вирусогенетических заболеваниях. Даже патохимия шизофрении (В. М. Морковкин, А. В. Карталишев, 1988) является лишь следствием процессов, происходящих в последовательности: ДНК -» РНК -> белок (ферменты). «К сожалению, в жизни как и в науке, всякая почти цель достигается окольными путями, а прямая дорога к ней делается ясною для ума лишь тогда, когда цель уже достигнута» (И. М. Сеченов. «Рефлексы головного мозга», 1952, с.8). А пока выдвигаются новые рабочие гипотезы. Так английский психиатр, давний приверженец вирусной гипотезы T. J. Crow (1986), в своем обзоре на Берлинской конференции по перспективам биологии шизофрении, помещенном тотчас после работ генетиков, выдвинул концепцию этиологии — ретровирус/транспозон. Но эта система обнаружена и у насекомых, и в кукурузе, что ярко показывает генетическое родство всего живого на земле. Автор считает, что возникновение психозов — результат экспрессии «вирогена», который не наследуется, а локализуется в «горячей точке», вблизи гена церебральной доминантности (ген — кодирующий латерального роста мозга). Психозы же рассматриваются как непрерывный процесс от униполярных через биполярные нарушения к психозам и шизофрении, чем он считает объясняется поражаемость левого полушария. Вот пример молекулярно-биологического подхода, с которым в деталях все же согласиться невозможно.

Так понятие транспозон принадлежит молекулярной генетике (Стент Г., Кэлиндар Р., 1981) и означает перемещение блоков генов из одной хромосомы в другую, причем ограниченными с двух сторон противоположно ориентированными парами элементов. Существует мнение, что они аналогичны вирусным геномам. А ретровирусы? Последние уже выделяются в ретровирусологию и их относят к онковирусам (обзор под ред. Ф. Л. Киселева, ВИНИТИ, 1988; Ретровирусы… в патологии, Рига, 1989). Вспомним, что и СПИД осложняется онкогенными заболеваниями. Ретровирусы характеризуются наличием обратной транскриптазы (ревертазы) транскрибирующей РНК вируса в ДНК, который в виде провируса интегрируется в геном клетки (Wunderlich V., 1988). Это свойство характерно для эндогенных вирусов. Но эти вопросы так мощно разработанные в онковирусологии не нашли развития даже в нейроонкологии, не говоря уже о психовирусологии.

Сообщения здесь немногочисленны (Res. Viral Hypoth. of Merit. Disord., Ed. P. V. Morozov, Adv. Biol. Psych., 1983, V.12).

Главная проблема современной вирусологии — СПИД (Green J. et al., 1988), что видно по информационному взрыву. Для нас важно, что и при СПИДе обнаружен механизм образования провируса (Д. Н. Вебер, Р. А. Вейсс, «В мире науки», 1988, № 12), что обеспечивает возможности персистенции. С другой стороны при СПИДе отмечают различные психические отклонения (Bastian P. O. et al., 1972). Могут возразить, что они возможно являются психогенными, это снимается наступлением деменции у этих больных (Binjok R. et al., 1988; Green J. et al., 1988; Miller D. C., 1988; Nelson J. A. et al., 1988; Porwit A. et al., 1989). Так нейроморфология, которая описывается при СПИДе в виде микроглиоза (Biterfold P. et al., 1989), а также поражение олигодендроглии, как мишени действия ретровируса (Korestoff I. M. et al., 1989) очень далека и от шизофренической энцефалопатии и атрофических процессов старости. Более важно, что ретровирусы, как мутагены, могут вызывать перегруппировку в генах (ред. Ф. Л. Киселев см. выше). Однако нам нужен эндогенный вирус, который наследуется вместе с мутацией-вставкой, а это пока с таким вирулентным ретровирусом, как ВИЧ, не прослеживается.

Ходячий довод тех, кто все отрицает сводится к штампу: «не понимаю, а потому не могу допустить», как будто меркой нашего ограниченного внимания исчерпываются бесконечные возможности природы (А. М. Бутлеров, 1982). Развитие клинических проявлений болезни в организме содержащем вирус или иной формы и распространенности наличия или отсутствия репликации и ее интенсивности, а формирование противовирусного иммунитета далеко не всегда чувствительный индикатор патологического процесса (Р. С. Кауфман, Б. Н. Фиддс, 1989). Пожалуй, ни одна болезнь не обходится без иммунологического компонента, но в случае заболевания мозга это лишь зеркало забарьерных поражений. Прибавим к этому высказывание Р. Шоупа (1989): «вирусов намного больше, чем вирусных болезней», уточним — особенно тех, что нам пока неизвестны.

История науки учит нас, что гипотезы, которые кратко и ясно объясняют все, не объясняют ничего. Это саркастическое высказывание принадлежит С. Лему (Природа, 1989, № 5). Но известно и другое — отрицать всегда проще, чем утверждать. Только путем выдвижения рабочих гипотез движется вперед наука (Л. Б. Баженов, 1968). Чтобы понять и объяснить вирусную гипотезу психических болезней нужно отказаться от традиционных представлений о вирусах (М. А. Олдстоун «В мире науки», 1989, № 10). Персистирующие в клетке вирусы могут нарушать специализированные клеточные функции, не затрагивая жизненно важные, т. е. не убивая клетки. Вот суть нового взгляда на присутствие вируса в организме и мозге в частности, без принятия такого взгляда понять современную вирусологию невозможно. К этому нужно прибавить еще и постулат убиквитарности (повсеместности) распространения вирусов в природе.

Является ли ключевым вопрос о нейро-(психо-) тропности вируса, т. е. о его приверженности мозговым структурам? На примере ВИЧ видно, что экзогенный ретровирус распространен по всему организму и мозге в частности. Так ставят вопрос и 12 соавторов Л. Е. Делизи (1987). История психиатрии учит обратному: есть болезни мозга, среди которых наиболее важна шизофрения, не менее, а более отчетливо это проявляется у атлетов, болеющих эпилепсией; атрофические процессы в старости их сенильным церебральным амилоидозом без всяких (или редких) проявлений висцерального поражения этим этиологически неясным процессом. Не менее ярко болезнь мозга выступает при МДП, особенно после успехов литиевой терапии. С эндогенными вирусами дело может обстоять так, что генетически преформируются в мозговых структурах на самых ранних стадиях эмбриогенеза,

когда идет бурное митотическое размножение нейробластов, облегчающих и интеграцию, и локализацию вирусного психогена. Поэтому строго говоря понятие нейро-вирулентность должно относиться лишь к экзогенным вирусам (бешенство, полиомиелит, болезнь Крейцфельда-Якоба). И все же остается неясным механизм и нейро-, и психотропности.

Медленные инфекции неминуемо ведут к смерти (В. А. Зуев, 1988). Этого нельзя сказать о психических болезнях. После, как оказалось, — временной, победы над туберкулезом они стали жить и умирать как здоровое население, несмотря на госпитализм, долгое пребывание в условиях психиатрических больниц. Больные эпилепсией и МДП и вовсе умирают вне поля зрения психиатрической службы. Сложнее вопрос о развитии маразма у больных гидроцефальной кахексией, у стариков, — здесь можно проследить центральный генез их смерти. А если смерть наступает, как обычно от пневмонии, то сопоставление с медленными инфекциями исключается прерванным процессом маразматизации.

Мы еще не раз вернемся к вопросу о врачебных представлениях об этиологии, т. е. верификации вируса-виновника будь то грипп, вирусы семейства герпеса или загадочные ретровирусы. Последние наиболее интересны в плане их возникновения (из «бункеров Пентагона», газета «Правда», 1986, 28 октября, № 30), до онковирусов и перманентной передачи из поколения в поколение. При всех вариантах дело будет решено методами молекулярной вирусологии (о выявлении вирусов при медленных инфекциях писал В. А. Зуев, в методической монографии (1979), о методах культивирования мозга эмбрионов человека, животных и, что нам представляется наиболее важным, трупного мозга написали Вепринцев Б. Н., Викторов И. В., Вильнер Б. Н. (1988) и Полищук Н. Н. и др. (1990). Здесь хочется только подчеркнуть, что человеческие болезни нужно изучать в человеческих органах и тканях. Но только приблизив методику к условиям эксперимента, — вскрытие через полчаса после смерти (П. Е. Снесарев, 1950).

Современная генетика (Айала Ф., Кайгер Дж., 1987) начинает свои знания с современной вирусологии. И это не случайность, а закономерность: исследование ведется с самого примитивного в природе генома, каковым является вироген. Выводы из постулата любой читатель может сделать сам. Вирусы не только нас окружают, но и являются частью нашего генома, наших клеток (С. Лурия, 1970, 1981).

На этом казалось бы традиционная обзорная часть работы должна закончиться (состояние проблемы на январь 1990 г. опубликована, вернее вышла в свет, в июне 1995 (А. И. Ойфа, 1994)). Но еще в начале сентября 1993 г. по радио «Свобода» прозвучала популярная передача — «По следам Эскулапа». Там говорилось, что на только что закончившемся в Глазго (Шотландия) Всемирном конгрессе вирусологов была представлена работа по вирусной природе эпилепсии. Это было неожиданностью. До 1995 г. шли тщетные поиски первоисточника (так и не найденного). Потом в своей компьютерной системе вопрос был проверен в Институте мозга РАМН С. В. Агеевым, который посоветовал обратиться в Институт молекулярной биологии РАН, где на системе «Медлайн», к. х. н. О. К. Мамаева обнаружила более 30 работ на тему вирусного поражения мозга при эпилепсии. Естественно, что обзор придется продолжить. Автор ощутил в полной мере возможности наступившей эры информации и ее молниеносности: полтора года поисков и запросов и минуты выяснения нужной информации.

Думается, что тема, заявленная в названии книги, разрешена на 95 % именно с обнаружения вирусной природы эпилепсии, где так ярко проявляется заболевание мозга, а не «всего организма», как это трафаретно утверждается медициной прошлого. Нейроморфологи это знают хорошо и горячо настаивают, подчеркивая, что мозг и сома это «особ статья» теории нашей науки и жизни (А. А. Мелохин, 1983 личное сообщение). Причем, статья далеко не исчерпанная и понятая. Постараемся это показать на примере падучей.

Все повторилось с базой данных системы «Медлайн», когда она появилась и в нашем институте (см. дополнительную литературу) в 15 работах и материалах Конгресса изучения биологии шизофрении изложены данные по вирусной генетике. Это проверка исследований К. Гайдушека. Пока ничего принципиально нового выявить не удалось. Представляется, что фактология, как всегда, отстает от теории вопроса.