Экспериментальный иммунопатолог Н. Д. Беклемишев (1986) приводит мнение R. Penny (1973), что иммунная реакция ведет к элиминации АГ без каких-либо внешних проявлений. Позволительной усомниться: а была ли в таком случае сама реакция, даже гуморальная, не говоря о внутренних органах и мозге. Нас волнует ответ на этот вопрос в связи с механизмом кариоцитолиза и того факта, что апоптоз с некротической реакцией на гибель клетки в мозге не встречается. В мозге нейроны бесследно лизируются, т. н. «простое нисслевское исчезновение». Очевидно, что без наличия клеток-эффекторов (лимфоциты, плазматические клетки, макрофаги, тучные клетки и особенно эозинофилы) гематогенного происхождения в структурах мозга человека крайне редки. А без этого и особенно реакции сосудов говорить об иммунном процессе, или реакции, не представляется возможным. Даже тогда, когда иммуноморфологически обнаруживаются специфические (и вирусные) антигены — это еще не иммунный и аутоиммунный компонент. Причем, обычно АГ обнаруживаются в антигенно богатых областях мозга — эпендимарный барьер, где, как на фильтре, концентрируются белковые продукты с антигенными свойствами.
С. Ф. Семенов и Н. Н. Попова (1969) считали, что головной мозг обладает общими закономерностями антигенного строения, как и другие органы. Думается, что исключительных особенностей больше, чем общих (например, поражение эпендимы — раритет). Главная среди последних — исключительная редкость иммунных реакций в тканях мозга. A. Balidinger et al. (1982) условно делит заболевания мозга на аллергические и иммунодефицитные расстройства. Последних несравненно больше и первое среди них шизофреническая энцефалопатия. Аллергический же компонент представлен в разной степени при разных вариантах энцефалитов, особенно очаговых, паразитарных. Но в наших широтах они крайне редки в психиатрических больницах. Иммунное воспаление, например, при сифилисе мозга пока остаются раритетом. Кто же видел мощные периваскулярные лимфоидные муфты с примесью плазматических клеток и резко выраженную гиперплазию клеток микроглии (палочковидной) уже не забудет эту яркую картину аллергической реакции. Истинные аутоиммунные заболевания — СКВ и ревматизм мозга со своими васкулитами и очаговой лимфоидной инфильтрацией являются эталонами поражения мозга с гиперергической реакцией.
Б. Ф. Семенов (1979) подчеркнул, что в основе защитного (адаптационного) и повреждающего действия противовирусного иммунитета лежат одни и те же механизмы, направленные на элиминацию из организма вирусов и/или зараженных ими клеток. Иммунологический подход к патологии касается экспериментов на животных (Н. Д. Беклемишев, 1986) или иммуногематологических исследований, особенно при шизофрении (обзор Г. И. Коляскиной и Т. П. Секириной, 1990), где приведены данные 125 источников об атипичных лимфоцитах в крови, Т-лимфоцитов естественных киллеров, интерлейкинах, ауто-АТ и терапевтических возможностях иммуномодуляторов. Иммунологические исследования крови этих авторов относятся к 1972—1991 гг. Авторы склонны считать процесс при шизофрении — аутоиммунным. Нам представляется, что даже для сомы это не так, — более правильно охарактеризовать патологию при хронической шизофрении (да и острой тоже) как проявление иммуннодефицитарного заболевания. Например, проведенная нами по инициативе Г. И. Коляскиной (1971) исследование органов иммунитета показало, что речь идет об акцидентальной инволюции (исследовались умершие старше 60 лет), ареактивности и лимфоузлов, и тимуса и только в костном мозгу невозможно было сказать об абиотрофии. Что касается мозга, то лимфоциты там — событие, как впрочем и у психически здоровых (А. И. Ойфа, 1983).
Во время разрушения ядра (в частности и нейрона) высвобождаются антигены ДНК (С. Hall et al., 1983). Лизис ядер мозговых клеток коры явление постоянное, а реакция на них не определяется, т. к. процесс забарьерный. Другое дело во внутренних органах, особенно граничащих с внешней средой. Забарьерных же органов всего лишь 3: мозг, глаз и семенник — проблема иммунологического надзора в них далека от разрешения (А. С. Шевелев, 1984).
Защита от наводняющих кровь АГ мозга элиминируется иммунной системой, но мозг, где нашли внутриклеточный «приют» вирусные элементы остаются фактически без реакции. Во всяком случае морфологически, если не возникает иммунное воспаление, а это казуистика в психиатрической прозектуре. Клетки же иммунноэффекторы проникают в мозг, как «пожарники», когда ГЭБ становится проницаемым, т. е. наступает прорыв барьера. Вирусный иммунитет при психических болезнях — маркер персистенции вирусов в мозге, причем, в одной сыворотке обнаруживается несколько вирусных АГ (С. А. Васильева и сотрудники, 1992, Томск). Вообще отношение иммунологов к мозгу выражается в том, что Ф. Бернет вообще ничего не говорит о нем (1971), а У. Бойд (1969) вообще сказал, что честному иммунологу нечего сказать о мозге. И наоборот М. Бредбери (1983) обобщивший информацию о ГЭБ ничего не сказал об иммунитете и его выражении в мозге. Мы можем быть признательными невропатологу Ю.А.Малашхия (1986), который на основании работы с ликвором больных выдвинул концепцию иммунного барьера мозга, а вернее бы было сказать барьеров мозга. Поскольку это вовсе не только сосудистая стенка, но и эпендима, и ножки астроцитов, окружающих не только капилляры, но сами нейроны, что подарила на ЭМ. М. В. Ломоносов (1980, избр. тр.) призвал ученых подчинить факты рассуждениям, без которых и открытие не родится. Так что следует прежде всего продумать: от чего барьер? И что за клеточным, ядерным барьером делают экзо- и эндовирусы?
В. П. Эфроимсон (1971) разработал иммуногенетику, показав слияние учения наследования иммунитета с генетикой вирулентности вирусов. Генетические механизмы иммунитета к вирусной инфекции существенно отличаются от противобактериального иммунитета отступает на задний план образование AT и выступают клеточные механизмы, т. е. не гуморальный, а клеточный иммунитет становится превалирующим. Р. В. Петров (1973) считает, что в наиболее значимых для медицинской биологии аспектов иммуногенетики гомеостаза или проблема элиминации соматических мутаций. Иммуногенетика утверждает, что одни индивидуумы высокореагирующие, другие — низко. Быть может в этом заключается спектр клинических феноменов, а не только локализация генов вирусов в структурах мозга. Он приводит цифру наличия мутантных клеток — в каждый данный момент — 1 миллион. К сожалению, это явно не относится к миллиардам нейронов, где В. П. Эфроимсон полагал, что процесс мутирования постоянно поддерживается.
Что же удалось выяснить вирусной иммунопатологии? Ее лидер Х.Либикова подвела итоги в своем обзоре (1984). Она начинала вместе с Л. А. Зильбером в таежных экспедициях (1954), оставив в Сибири своих последователей. Многократно было подтверждено, что в Гассеровом узле сосредоточены АГ вируса герпеса у больных шизофренией, но и у 50 % внезапно умерших тоже, а при сенильной деменции цифры значительно ниже. Обобщение гласит так: с определенностью можно говорить, что «специфических» вирусов шизофрении или других психических нарушений не существует. Но нельзя не учитывать влияния персистирующей инфекции, хотя и не аутоиммунной. Соавтор и преемница Х. Либиковой — Погода И., выступила с обобщением о диагностических критериях шизофрении при изучении биологических маркеров (Pogady J. et al., 1991). К сожалению, это опять гематология. В Финляндии также вышла серия работ по AT к персистирующей инфекции (к вирусу герпеса и краснухи) (Hallonen P. et al., 1974; Rimon R. et al., 1978) обобщенные в 1983 г. автором психовирусологии R. Rimon — «Вирусные AT при шизофрении». В нашей стране эстафету Х. Либиковой продолжают томичи О. А. Васильева и сотрудники, выпустившие небольшую монографию, полностью повторяющую название Ранана Римона — «AT к вирусам при шизофрении». По нашему мнению это проявление фонового вирусного иммунитета к персистирующим вирусам. О роли эндогенных вирусов здесь не упоминается, как и в других работах иммунологов.
При таком обилии иммунологических работ с кровью и несколько меньше с ликвором иммуноморфологических исследований нам известна только одна. Это выполненная в 1967 г. разработка американцев R. C. Heath, T. M. Krupp на мозге 14 умерших больных шизофренией и 19 контрольных показали расположение сывороточных AT в области прозрачной перегородки, т. е. в регионе эпендимы и желудочковой системы. Сами авторы не продолжали своей работы, а последователей не нашлось. Причина тому доступность по срокам вскрытий и наличие специфических меченых сывороток, и то и другое затруднительно.
Обобщение влияния вирусов на систему иммунитета содержит небольшая методологическая работа Е. Ф. Бочарова и соавторов (1982, Новосибирск). Авторы продумали вопрос о реакции вирусной инфекции на иммунокомпетентную систему. Они подчеркнули, что гибель клетки под воздействием вируса это лишь возможный исход, чаще же возникает вторичный, приобретенный иммунодефицит. Например, врожденная персистенция онкогенных вирусов дает иммунодепрессивную реакцию. Авторы приводят мнение экспертов ВОЗ (1973) по иммунной недостаточности, считая, что можно говорить о вирусиндуцированной гипореактивности, как проявления ключевых механизмов в развитии вирусной персистенции. Но это касается не только макроорганизма, но и клетки, где развивается персистенция (O. R. Kaaden, 1992). Нам же представляется, что и инфекция, и персистенция — это прерогатива вирулентных вирусов, а эндогенные вирусы находятся в плоскости генетики и интеграции с геномом хозяина (хотя и это последнее тоже вряд ли подходит, — наследуется и тот и другой геном целиком).
Но понятие «общая иммунологическая реактивность» (Р. В. Петров, 1973) явно не относятся к иммунной генетике мозга и его структур, которую нелегко решить такими общими понятиями иммунологии. Например, если заразить мышей латентными вирусами, то иммунная система подавляется (J. Hotchin, 1972, цит. по М. Канунго, 1982, с.221). А из экспериментальных работ С. В. Магаевой (1979), В. А. Евсеева (1988) с поражением гиппокампа возникает нейрогенный иммунодефицит, как проявление лимбико-диэнцефальной системы мозга. Только касательно патологии шизофрении и иммунной ареактивности мозга при ней, трудно сказать, что он захватывает весь макроорганизм, если длится многие годы. В еще большей степени это относится к больным эпилепсией — полное соматическое здоровье, при больном мозге.
Причастные к мозговой патологии исследователи обратили внимание на тот факт, что мозг, имея до чрезвычайности разветвленный ликворный дренаж своих структур (М. Бредбери, 1983) эта ткань полностью лишена лимфоидного дренажа (А. И. Ойфа, 1983; А. С. Шевелев, 1984; О.А.Васильева с сотрудниками, 1992). Этот факт является ярким проявлением своеобразия иммунологических механизмов в тканях головного мозга. Проблема реактивности мозга всегда волновала тех, кто терпеливо сопоставлял ответ его структур на различные вредности (П. Е. Снесарев, 1961, Избр. тр.). Надо сказать, что превалирует иммунное молчание мозга при токсических энцефалопатиях и экзо-(гепатогенная) и эндогенного (шизофрения) характера. Более того, можно говорить даже об иммунном параличе (Ф. Бернет, 1971; А. Хорст, 1967).
Все сказанное о лимфоцитах в мозге в еще большей степени относится к микроглии (клетки Ортега, макрофаги мозга, мезоглия). Их реактивность очень избирательна и даже при энцефалитах своеобразна (палочковидная при прогрессивном параличе). В мозге собак она практически отсутствует (Н. П. Романова, личное сообщение). Можно сказать, что иммунологически вопрос не исследован, все держится только на нейроморфологии.
Попытаемся понять результаты исследования AT. Еще в 1945 г. Р. И. Резник и Т. С. Певзнер (цит. по А. Н. Шаповалу) в периоде выздоровления от КЭ описали шизофреноподобный синдром, при наличии специфических AT. Большинство иммунологов работало с кровью заведомо больных шизофренией и обнаружили у них AT к вирусам герпеса, кори, гриппа, цитомегаловируса и даже клещевого энцефалита. Первое, что напрашивается — персистенция означенных вирусов. Делались даже попытки количественно охарактеризовать AT у здоровых и психически больных. Получалось, что более высокие титры, конечно, у последних (СА. Васильева и сотр., 1992; А. И. Жанков, 1993). Отсюда следует плоский (И. В. Давыдовский) этиологический вывод о значимости в иммунопатологии. Вот только очень еще немногочисленные факты о роли ретровирусов, даже в мозгу при СПИДе.
Немедленно возникает вопрос о медленных, латентных, хронических, субклинических, асимптомных, бессимптомных, непроявленных, дремлющих и инапарантных (фр. неявный, бессимптомный) формах энцефалитов (А. Н. Шаповал, 1961) или инфекций (infecto — отравлять, возмущать; infectio — растление /лат. — рус. словарь/ и заражение, порча В. Жданов, БМЭ, т. II). В случае психических болезней трудно говорить об инфекции и тем более энцефалите, если только не очаговом при эпилепсии, — нет момента заражения и смерть наступает от соматических осложнений, а не от основного, мозгового заболевания, кроме фебрильной шизофрении. Остается «принять за основу», что мозг психически больных (как и здоровых) населен не только эндогенными, но и экзогенными вируса-ми, а заражение последними могло совершиться и перинатально, и в родах, и с молоком матери. Так инфицирование новорожденных ВПГ составляет 1:3500—5000 в год, причем, 500 из них с поражением мозга (R.J. Whitely, 1992). Значительно труднее представить себе генетическую передачу наследуемых эндогенных вирусов, их начало и наличие (существование…) в геноме человека. Для нас же более прагматичным является вопрос: инертны ли биохимически интегрированные и репрессированные вирусы или они все же влияют на синтез белков? Возможно ведь, что репрессия распространяется на экспрессию (возможность размножения), не касаясь хода метаболизма. И еще: какая разница при этом персистирующих эндогенных вирусов и тех, что интегрированы более основательно, генетически? Представляется, что в последнем случае возможности вызвать иммунное воспаление минимальны. Это основывается на вековом опыте изучения патологической анатомии мозга душевно больных, причем и молодых, и старых. В то же время необходимо молекулярногенетически осмыслить факт измененного метаболизма мозга, длящегося порой всю жизнь, до старости, если не будет прервана самоубийством и смертельной шизофренией. Ныне уже появились работы по молекулярной вирусологии. Значит ли это, что правы футурологи от биологической медицины, которые утверждают, что все возможное патологическая анатомия уже сказала. Труп никогда не перестанет быть объектом исследования (И. В. Давыдовский). Что же касается нейро-морфологии, то она ныне вооружена ЭМ, только не всегда нацелена в нужном направлении. И все же морфологические методы при исследовании трупа — всего лишь пробный шар, хотя и непременный.