Вартанян М.Е. ‹‹Биологическая психиатрия››

О расширении биологических исследований в психиатрии

О РАСШИРЕНИИ БИОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ В ПСИХИАТРИИ

М. Е. Вартанян (1963)

Биология как раздел естествознания становится одной из ведущих дисциплин в ряду естественных наук. Различные специальности все больше тяготеют к биологии, пытаясь использовать ее для решения своих специальных проблем и вместе с тем способствуя своими исследованиями развитию самой биологии. Так, химики проявляют большой интерес к внутренней организации клеточных систем живого организма, в частности к характеру конструкции энергетического баланса внутри клетки как наиболее рационально организованной системы; инженеры и техники пытаются в своих исследованиях приблизиться к этой модели и использовать ее в технике; математики стремятся к выведению математических закономерностей на основе некоторых физиологических процессов в центральной нервной системе, пытаются переложить на язык математических закономерностей функции головного мозга; кибернетики используют центральную нервную систему, деятельность головного мозга в качестве наиболее рациональной модели саморегулирующейся системы, пытаясь по этому принципу конструировать сложные аналитические машины. На этой основе возникает новый раздел науки — бионика. Целый ряд вопросов, связанных с изучением этиологии и патогенеза болезней человека, также немыслим без изучения биологических основ жизни. Наконец, успехи сельского хозяйства во многом зависят от прогресса биологической науки. Понятно поэтому, что биология находится сейчас в фокусе внимания многих специалистов различных направлений в науке.

Следует отметить, что в настоящее время биологические исследования в психиатрии ведутся недостаточно интенсивно. Так, из 1116 научных работ в области психиатрии, проведенных в нашей стране в 1962 г., собственно биологическому направлению было посвящено всего 288, т. е. лишь 5% всех исследовательских работ. Это по существу отражает положение дел в поисках биологических основ психических заболеваний.

Следует с сожалением констатировать, что среди биологических исследований, посвященных изучению этиологии и патогенеза психических болезней, еще встречаются работы, проводимые на низком методическом уровне и не дающие ничего нового ни практической, ни теоретической психиатрии. Выводы, которые делаются из работ биологического профиля, иногда чрезвычайно наивны, упрощены, а порой спекулятивны.

За последнее время в нашей стране вышло из печати около 20 сборников научно-исследовательских работ по психиатрии. К сожалению, прогресс наших знаний относительно природы психических болезней явно не соответствует такому количеству исследований. Речь идет не только о достижениях практической психиатрии, но также и о теоретических представлениях, которые, несмотря на многочисленность опубликованных работ, продвинулись вперед очень мало. Это вызвано, с одной стороны, необычайной сложностью предмета исследования, с другой — отсутствием координированной системы проведения поисков этиологии и патогенеза психических болезней, частым дублированием работ, очень незначительным числом поисковых исследований. В связи с этим А. Каргин писал: «Все знают, что первоочередной задачей науки являются поиски нового открытия, обеспечивающие будущее практики, ибо без научных заделов практика всегда обречена на отставание. Подлинно новое всегда рождается неожиданно. А детальное (или, вернее, мелочное) планирование поисковых работ не только бессмысленно, но и вредно, ибо соблюдение таких планов просто исключает появление нового. Истинное планирование науки должно предусматривать постановку крупных задач, обеспечивать необходимые экспериментальные и иные предпосылки для успешных поисковых работ и открытий, распределять усилия в области науки, чтобы быстро освободиться от устаревших и исчерпавших себя направлений и создавать новые».

В настоящее время изучению природы психических заболеваний придается все большее значение. Исследование проблемы биологии психических болезней немыслимо без комплексного подхода. Развитие знаний характеризуется, с одной стороны, все большей дифференциацией исследований и выделением на этой основе новых областей знаний, с другой — все большей интеграцией этих узких специальностей, комплексированием различных подходов к изучению одного и того же объекта. В качестве примера можно привести становление и развитие психофармакологии как частного раздела фармакологии. Фармакологическая активность фенотиазиновых производных была известна давно. Патофизиологами впервые было замечено седативное действие этих препаратов, и психиатры стали использовать эти средства в психиатрической клинике. Затем к исследованиям подключились нейрофармакологи, а вслед за ними биохимики, химики-синтетики, физикохимики и нейрофизиологи; в результате изучение проблемы приняло многогранный характер. Сейчас создание и исследование новых психофармакологических средств на современном уровне не обходится без такого комплексного участия представителей различных областей науки.

Развитие знаний происходит в тесном переплетении изучения теоретических и практических аспектов конкретной проблемы. Однако иногда, в частности в медицинской науке, не удается установить прямой связи между теоретическими основами того или иного вопроса и практическими успехами, достигнутыми в данной области; не всегда теоретические изыскания приводят к значительным практическим выводам и, наоборот, иногда практические успехи не являются результатом определенных теоретических достижений. Например, в настоящее время человечество избавилось от целого ряда инфекционных болезней, но это не значит, что мы познали всю их сущность. С другой стороны, мы хорошо знаем возбудителя туберкулеза, некоторые стороны патогенеза этого заболевания, но, к сожалению, радикальное лечение его еще нельзя считать решенным вопросом. В этом смысле в учении в шизофрении также существует своеобразная «диспропорция». Успехи в исследовании этиологии и патогенеза шизофрении в настоящее время в значительной степени отстают от достижений клиники и терапии этого заболевания. Можно допустить, что придет время, когда мы овладеем терапией шизофрении, и тем не менее наши знания о ее этиологии и патогенезе будут далеко не совершенными.

С сожалением следует отметить, что результаты исследований в области этиологии и патогенеза шизофрении не дали пока ничего существенного для практической психиатрии. Вполне возможно, что путем, по которому мы придем к радикальному лечению этого заболевания, явится не выяснение его этиологии и патогенеза, а бурно развивающаяся фармакология психотропных соединений, появление которых можно считать значительным этапом в терапии психозов.

В последнее время все чаще приходится слышать призывы к изучению проблемы наследственности при психических болезнях. Однако каковы конкретные возможности и пути исследования этого вопроса, остается неясным. Популяционная генетика (оперирующая клинико-статистическим методом анализа), в частности клинический метод изучения закономерностей наследственности при психозах, дала много интересных и важных фактов для понимания природы психических болезней (изучение случаев «семейной» шизофрении, близнецов, страдающих психическими болезнями, конкордантности и дискордантности болезни в этих случаях, нозологической специфичности психозов, хода наследования и т. д.). Однако попытки решить этим методом проблему наследственности при психических болезнях привели лишь к выяснению самых общих закономерностей наследования того или иного заболевания и, естественно, не могли вскрыть интимных механизмов этого явления, его биологической природы. Имеются ли в настоящее время реальные пути подхода к изучению биологических основ наследственности при психических заболеваниях? До самого последнего времени на такой вопрос можно было дать лишь отрицательный ответ. Но огромные успехи, достигнутые цитологической и биохимической генетикой за последние годы, позволяют надеяться, что в ближайшее время на него можно будет ответить утвердительно.

Уже сейчас при ряде заболеваний (болезнь Дауна, синдромы Клайнфельтера, Тернера) обнаружены определенные изменения в кариологической картине хромосом. Установлен ряд интересных фактов: так, при болезни Дауна найдена трисомия по 21-й хромосоме в ядерном аппарате клетки; при синдромах Клайнфельтера и Тернера установлен аномальный набор половых хромосом.

Однако маловероятно, чтобы при эндогенных психозах, таких, как шизофрения, маниакально-депрессивный психоз и др., на таком сравнительно грубом цитологическом уровне анализа хромосом удалось выявить какие-то закономерности (хромосомные аберрации, транслокации). Надо думать, что если природа наследственности при шизофрении связана с клеточным генетическим аппаратом, то она гораздо сложнее и зависит от закономерностей, протекающих на более глубоком молекулярном уровне. Известно, что генетическая информация, обусловливающая физиологическое течение внутриклеточных процессов (синтез белка), связана с определенной последовательностью расположения нуклеотидов в структуре дезоксирибонуклеиновой кислоты (ДНК), которая составляет основу хромосомы ядра живой клетки. Показано также, что повреждение «информационной системы» в виде нарушения последовательности нуклеотидов в цепи ДНК, выпадения определенного участка в ней (делеция), переноса маркера (трансдукция) и т. д. могут привести к извращению внутриклеточного синтеза белка, а следовательно, и к изменениям метаболизма клетки, органа и системы, что в свою очередь может выразиться в различных патологических состояниях организма. Предполагается (концепция 1 ген — 1 фермент), что количественная и качественная структура ферментативных процессов, протекающих в организме, находится под генетическим контролем, т. е. зависит от определенного состояния наследственного аппарата клеточных систем. К сожалению, достижения современной биологии не дают возможности использовать эти закономерности (доказанные на простейших организмах) на молекулярном уровне для установления наследственных изменений у человека. Однако некоторые данные в этом направлении при соответствующем подходе могут быть получены. Так, например, японскими исследователями было показано, что дезоксирибонуклеопротеид (ДНП), полученный из мозга больных шизофренией, отличается по своим серологическим (антигенным) свойствам от ДНП, полученного из мозга здоровых людей. Несмотря на то, что сам фактический материал не является достаточно убедительным, принцип подхода представляется перспективным. Следует напомнить, что ДНП — это белок (гистон), связанный с ДНК, структура которого, однако, не отражает информационных свойств последней и поэтому обнаруженные в нем изменения не будут прямо свидетельствовать о нарушениях в полимерной цепи ДНК. Вместе с тем известно, что гистон является репрессором синтеза рибонуклеиновой кислоты (РНК) на поверхности молекулы ДНК, т. е. ДНП может влиять на информационную потенцию ДНК. Поэтому, если действительно между ДНП мозга больных шизофренией и здоровых будут установлены достоверные различия, то это откроет широкие перспективы для исследования биологических основ данного феномена. Однако на пути такого рода исследований возникают определенные сложности, в частности вопрос об объекте исследования: где, в каком органе изучать наследственный аппарат? Предполагается, что код ДНК универсален для всего организма в целом, но в каждом органе, в каждой специализированной клетке матричные функции выполняет лишь небольшой участок цепи ДНК. Считается, что органная и функциональная специфичность клеточных систем и определяется тем, какой участок ДНК регулирует синтез белка в данной системе клеток. Поэтому вполне возможно, что в клетках одного органа, например мозга, эти изменения могут быть уловлены, а в клетках крови, печени они будут отсутствовать. Эта и многие другие причины значительно затрудняют изучение генетических механизмов на молекулярном уровне у человека. Однако стремительное развитие биохимической генетики, крупные успехи, достигнутые в этой области за последние годы, вселяют надежду, что в ближайшее время самая большая загадка биологии — синтез белка — будет раскрыта. Вместе с ней будет решена и проблема биологических основ наследования признаков в физиологии и патологии.

Попыткой изучить закономерности на уровне клеточного аппарата наследственности не исчерпываются возможности исследования этой проблемы при психических болезнях. Известно, что при ряде наследственно обусловленных заболеваний (фенилпировиноградная олигофрения, алькаптонурия и др.) в организме больных установлены различные нарушения метаболических процессов. Предполагается, что эти биохимические изменения связаны с определенным наследственным дефектом в обмене веществ. Поэтому представляет большой интерес при поисках характерных нарушений на биохимическом уровне исследовать те же процессы у группы родственников больного (особенно в случаях «семейной» шизофрении и шизофрении у близнецов) по аналогии с исследованием родственников больных фенилпировиноградной олигофренией, у которых в значительной части случаев выявляется дефект в определенном звене метаболизма аминокислоты фенилаланина. Значительный интерес в этом плане представляет также изучение качественного состава тканевых и сывороточных белков, поскольку имеются данные о наличии в сыворотке людей различных белков, связанных с особенностями наследственных свойств индивидуума.

В рамках данной статьи нельзя рассмотреть все возможности и все сложности, связанные с изучением проблемы наследственности (ее биологического аспекта) при психических заболеваниях. Поэтому мы вынуждены ограничиться сказанным. Вместе с тем следует заметить, что сложность закономерностей, обусловливающих наследственный характер болезни, а также значительная роль генетических факторов не говорят об их решающем значении в возникновении психических заболеваний. Нужно различать заболевания, которые полностью связаны с наследственными факторами, и болезни, при которых наследственность составляет лишь патологический фон для возникновения процесса. Шизофрения, очевидно, как биологическое явление относится к последнему варианту. О том, что в большинстве случаев наследственный фактор не является единственной движущей силой в ее развитии, свидетельствуют многие факты, неоднократно обсуждавшиеся в литературе. Даже при шизофрении у однояйцевых близнецов, у которых генетическая потенция одинакова, конкордантность достигает, по данным различных авторов, 89—95 %, а разлучение близнецов (т. е. искусственное создание разных условий внешней среды) приводит к значительному повышению дискордантности. Это лишний раз говорит о том, что вся сложность формирования психических болезней не может исчерпываться одним каким-то фактором, в данном случае генетическим.

Терапевтический прогноз при психических заболеваниях, связанных с наследственностью, не является безнадежным. Хорошей иллюстрацией этому служит опыт лечения детей, страдающих фенилпировиноградной олигофренией. В некоторых родильных домах Англии всех новорожденных обследуют на наличие в моче метаболитов фенилаланина (при первом мочеиспускании новорожденного подкладывают специальную реактивную бумагу, по изменению цвета которой можно судить о присутствии в моче соответствующих продуктов обмена фенилаланина). В тех случаях, когда эти соединения обнаруживаются, из диеты полностью исключается фенилаланин, в результате чего дети не заболевают олигофренией. Таким образом, опыт показывает, что даже те болезни, в основе которых лежат наследственно обусловленные нарушения метаболизма, не являются безнадежными в терапевтическом отношении.

Развитие вирусологии и иммунологии оказывают позитивное влияние на исследование биологических основ психических заболеваний.

Хорошо известно, что вирусная теория шизофрении неоднократно подвергалась критическому обсуждению, и вряд ли какая-нибудь из существующих теорий в настоящее время вызывает столь скептическое отношение со стороны психиатров. Этот скептицизм в какой-то степени оправдан, поскольку окончательных доказательств в подтверждение этой теории пока не получено, но частично он обусловлен архаическим представлением о вирусе. Последние достижения вирусологии показывают, что для трактовки заболевания как вирусного не обязательно наличие признаков «инфекциозности» — контагиозности, повышения температуры и т. д. В настоящее время для определенных вирусов показана возможность передачи из потомства в потомство; формируются представления, что вирус может образовываться эндогенно, внутри самого организма, т. е. не обязательно проникновение его в организм извне, а возможно внутриклеточное возникновение.

За последние годы в организме человека обнаружено несколько десятков вирусоподобных частиц, биологическая роль которых пока остается невыясненной. Совсем недавно исследованиями отечественных авторов с большой степенью вероятности была показана вирусная природа бокового амиотрофического склероза, расценивавшегося раньше клиницистами как первично мозговое заболевание, не имеющее прямой связи с инфекцией. Поэтому, не предрешая заранее ответа на вопрос и понимая, что в настоящее время нет окончательных доказательств в пользу вирусной теории шизофрении, не следует закрывать перспективы в этой области исследований. Последние нужно проводить на современном уровне и пытаться выяснить, играет ли вирус какую-нибудь роль в возникновении данной болезни. Напомним, что несколько лет назад сторонников вирусной теории рака считали фантастами и никто не принимал всерьез этой концепции. В настоящее же время для целого ряда опухолей неопровержимо доказана вирусная этиология.

Широкие перспективы открываются в области изучения патогенеза психических болезней в связи с развитием иммунологических методов исследования. Известно, что антигенными свойствами обладают преимущественно высокомолекулярные белковые вещества. Следовательно, изучение антигенных структур этих белков может явиться методом изучения белкового метаболизма в биологических жидкостях и тканях больного организма. В настоящее время известно, что в биологических жидкостях психически больных содержатся чужеродные антигены, отсутствующие в организме здоровых. Некоторыми исследователями обнаружены в сыворотке психических больных антитела, реагирующие с антигенами, полученными из головного мозга человека и животных. Однако одной лишь констатации наличия чужеродных антигенов в биологических жидкостях больных недостаточно для установления связи этих антигенов с сущностью шизофрении. Прежде всего необходимо выяснить источник их появления в биологических жидкостях больного и попытаться определить их природу, а также установить многие другие сдвиги в организме, которые могут быть вызваны появлением этих антигенов. Для выяснения места иммунологических сдвигов в патогенезе шизофрении необходимы тщательные динамические сопоставления их с клиническим развитием болезни. Дело в том, что развитие болезни как биологического процесса на разных этапах может быть обусловлено различными факторами как внутренней, так и внешней среды. Другими словами, на разных этапах болезненного процесса в качестве ведущих патогенетических механизмов могут выступать различные факторы. По мере развития болезни на смену одним движущим патологический процесс силам могут приходить другие; последние в дальнейшем могут утрачивать свое ведущее значение и в свою очередь сменяться следующими и т. д. С течением болезни ее патогенетические механизмы могут приобретать самостоятельное значение и не иметь связи с вызвавшими их факторами, т. е. принимать характер «спонтанных» механизмов, подчиняющихся внутренним закономерностям саморазвития болезни. Вполне возможно, что в основе прогредиентных, хронически протекающих процессов (ядерные формы шизофрении) лежат подобные механизмы «цепных реакций». Если такой механизм развития болезни (в самой общей, схематической форме) возможен, то тогда поиски патогенетических основ психических заболеваний, проводимые на разных этапах болезни, могут привести к весьма разноречивым выводам относительно сущности патологического процесса при психозах. И наоборот, последовательное динамическое наблюдение за развитием болезни на всех этапах позволяет вскрыть ее патогенетическую сущность (от начала заболевания до конечных состояний). Таким образом, детальное изучение и выяснение природы антигенов у психически больных, установление их связи с течением болезненного процесса может раскрыть некоторые стороны биологической сущности психозов. Сейчас трудно что-либо сказать о природе этих антигенов: окажутся ли они вирусными антигенами или аутоантигенами, появление которых связано с генетическими особенностями больного организма — покажет будущее.

Для выяснения этиологии и патогенеза психических болезней большое значение имеют биохимические исследования. В настоящее время трудно назвать какой-либо биохимический показатель, изменения которого признавались бы различными авторами как характерные и сопутствующие клиническим проявлениям психических болезней, в частности шизофрении. Объективные причины необычайной пестроты выявленных в организме больных шизофренией биохимических сдвигов много раз обсуждались в печати. Однако существуют трудности в изучении этих вопросов, не зависящие от методических возможностей исследователя и обусловленные неразработанностью различных разделов физиологической биохимии. В связи с этим психиатрам, пытающимся выяснить нарушения в различных звеньях обмена веществ в организме больных шизофренией, приходится сталкиваться с процессами, закономерности которых не выяснены в норме. Известная «адренохромная» теория шизофрении, которая до последнего времени была так популярна среди психиатров, выдвигает в качестве основного патогенетического звена чрезмерное образование в организме адренохрома, который и является, по мысли авторов, токсическим агентом, вызывающим патологический процесс в головном мозгу. Но вместе с тем никто еще не сумел показать, что в человеческом организме принципиально возможен «хиноидный» путь превращения адреналина, на котором образуется адренохром. Этот путь превращения доказан лишь in vitro. Следовательно, наличие самого продукта обмена в организме еще не доказано, а теория уже получила широкое распространение.

В настоящее время в биологических жидкостях человека обнаружено большое количество белков, однако лишь в отношении немногих известна физиологическая роль их. Какова биологическая значимость остальных белковых соединений, каковы их физиологические функции в поддержании нормальной жизнедеятельности организма, остается неясным, а исследование патогенетических механизмов шизофрении на биохимическом уровне предполагает детальное изучение белкового обмена в организме больного.

Такая же неразработанность биохимических аспектов характерна для исследований механизма действия различных психофармакологических веществ. В связи с результатами ряда новейших исследований подвергается пересмотру механизм действия некоторых веществ, который до недавнего времени считался окончательно установленным. Например, механизм действия веществ ряда гидразинов сводили к их способности ингибировать моноаминоксидазу. Этим объясняли их антидепрессивный эффект. Однако дальнейший синтез веществ с направленным усилением ингибиторной активности в отношении моноаминоксидазы показал, что антидепрессивный эффект не усиливается параллельно с увеличением этой активности (препарат катрон, являющийся наиболее сильным ингибитором моноаминоксидазы, не является высокоэффективным антидепрессантом). Кроме того, показано, что ингибиторы моноаминоксидазы тормозят субстрат, присутствующий в мозгу, на 80—90 %; оставшееся количество моноаминоксидазы достаточно для окисления соответствующих аминов в центральной нервной системе. Из сказанного вытекает, что способность ингибировать моноаминоксидазу не является единственным и ведущим механизмом в антидепрессивном действии этих соединений. Все это свидетельствует о необычайной сложности процессов взаимодействия психо-тропных веществ с биохимическими системами реагирования в головном мозгу.

Какие же существуют подходы к изучению биологических основ шизофрении, что должно быть объектом исследования в этом направлении? Наши доступы к изучению биологических процессов в организме весьма ограничены. Было бы идеальным изучать интересующие нас процессы на уровне мозговых систем, но это практически исключено. Поэтому все исследования с биологическими жидкостями (сыворотка, ликвор, моча) и тканями психически больных следует проводить с определенным допущением, что в изучаемом объекте болезнь головного мозга (шизофрения и др.) как процесс находит свое отражение (если не весь процесс, то хотя бы какая-то его сторона, если не его сущность, то хотя бы отдельные ее элементы). Перед исследователем, приступающим к изучению этой проблемы, прежде всего стоит вопрос, возможно ли какими-либо доступными нам методами установить различия между исследуемым субстратом (сыворотка, ликвор, моча) у больных и здоровых. Попытки эти могут предприниматься в различных направлениях — биохимическом, иммунологическом, нейроэндокринологическом и общебиологическом. И лишь после того, как эти различия достоверно установлены, следует заниматься изучением природы этих изменений и их связи с развитием психического заболевания. На этом этапе исследований вопрос о специфичности обнаруженных изменений для той или иной группы психозов является решающим, так как этим определяется дальнейшее направление поисков.

На основании современных данных в области патогенеза шизофрении трудно предсказать, какой уровень исследований (патопсихологический, нейрофизиологический, биохимический, иммунологический и т. д.) в состоянии адекватно отразить специфичность патологического процесса при этой болезни. Вероятнее всего, сложный полиморфизм клинической картины психоза формируется на самых высших уровнях (физиология высшей нервной деятельности); по мере снижения «по уровням» специфичность проявлений для отдельной болезни становится все меньше. Поэтому вполне возможно, что при изучении закономерностей патологического процесса на общепатологическом уровне (иммунологическом, биохимическом и т. д.) не будет обнаружено строгой специфичности для шизофрении как нозологического понятия, а будет установлена какая-то патогенетическая общность для определенной группы психозов. В связи с этим, по-видимому, для изучения биологических основ психозов следует определять контингента обследуемых больных не на основе утонченного детального дифференцирования отдельных психопатологических симптомов, а в соответствии с группами (формами) шизофрении по существу течения основного процесса. Например, ядерная шизофрения, текущая непрерывно с прогредиентным ослабоумливающим характером процесса, может быть сопоставлена с шизофренией, протекающей эпизодически в виде отдельных вспышек и, естественно, отличающейся по своей структуре от первой; иные биологические закономерности могут выступать при изучении параноидной шизофрении и т. д.

Многие исследователи при поисках биологических основ того или иного заболевания стремятся найти четкие качественные различия процессов, считая это главным показателем самостоятельности изучаемых явлений, и не придают большого значения обнаруживаемым временами количественным различиям. Последние достижения в области биохимии показывают, что и количественные изменения (даже очень небольшие) могут приводить к выраженному патологическому состоянию.

Примером может служить известный принцип ингибирования исходного продукта одним из метаболитов его превращения. Так, если в биохимической системе А—» В-» С—» D. Последнее звено D является продуктом конечного превращения вещества А, то этот конечный продукт в некоторых случаях может являться ингибитором исходного вещества А. Поэтому, когда по той или иной причине произойдет незначительное уменьшение фермента, катализирующего переход продукта С в D, в связи с чем количество вещества D уменьшится и соответственно вызовет увеличение активности исходного соединения А, накопление его может привести к тяжелым патологическим состояниям в организме. Этот принцип подтверждается в настоящее время целым рядом исследований на животных и на человеке. Может быть, ему принадлежит большое будущее при изучении различных состояний в патологии. Если допустить, что на биологическом уровне будут выявлены определенные закономерности, характерные для того или иного психического заболевания, то возникает вопрос, какая связь может быть установлена между ними и психопатологическими проявлениями, наблюдаемыми в клинике? Где то звено, которое может соединить исследования биологические с клиническими? Этот вопрос остается камнем преткновения не только для психиатров, но и для биологов, которые занимаются изучением процессов на молекулярном уровне. Таким промежуточным звеном, способным обеспечить переход от биологических изменений к клиническим, является уровень физиологии высшей нервной деятельности.

Значительный вклад павловской физиологии в развитие медицинской науки широко известен. Учение И. П. Павлова является основополагающим принципом в понимании ведущих нервных процессов при различных психических заболеваниях. За последнее время в связи с необычайной сложностью методических приемов адекватного исследования высшей нервной деятельности человека отмечается некоторая задержка в поступательном развитии наших знаний относительно закономерностей в сдвигах высшей нервной деятельности при патологии центральной нервной системы. Одностороннее увлечение некоторыми недостаточно адекватными методами изучения высшей нервной деятельности человека ограничило возможности исследований в этом направлении. Дело в том, что в изучении высшей нервной деятельности человека, каких бы технических высот н. достигли методические приемы, невозможно обойтись без обобщающих методологических принципов. Таким принципом в изучении деятельности головного мозга и является павловское учение. И если в настоящее время у нас нет высокоадекватного метода изучения высшей нервной деятельности человека, это значит только, что нашим физиологам необходимо продолжать интенсивные поиски таких методов для изучения этой сложной проблемы.

Наконец, коротко о роли клинического метода в изучении патогенеза шизофрении. Для адекватного проведения биологических исследований психических болезней, в частности шизофрении, необходимо четко отграничить те клинические формы заболевания, которые являются объектом изучения. В связи с этим возникает вопрос о клиническом аспекте в исследованиях проблемы патогенеза шизофрении. Мнение некоторых психиатров, что клинический метод изжил себя, ошибочно в принципе. Клиника является уровнем, интегрирующим в себе как социальный аспект болезни, так. и ее биологическую основу. Следовательно, клиническое исследование по своему существу является патобиологическим. Поэтому клинический метод, особенно в связи с применением психо-тропных средств, — объективный метод для выяснения некоторых закономерностей патологического процесса при шизофрении. Клинические симптомы, являясь формой проявления шизофренического процесса, должны в какой-то степени отражать его сущность. Поэтому закономерности клиники шизофрении могут отражать отдельные стороны ее патогенеза. Клиника как метод изучения патогенеза шизофрении, разумеется, не может вскрыть интимных механизмов патологического процесса при этом заболевании, но клинические закономерности являются отправным пунктом для изучения патогенеза шизофрении на любом уровне исследования — биохимическом, иммунологическом, нейрофизиологическом и психологическом. Новые успехи биологических наук в изучении шизофрении будут способствовать развитию клинических исследований. Последние получат дальнейшее развитие на новом уровне и в свою очередь будут способствовать углубленному изучению патогенетических основ психозов.