Майер-Гросс дает общий обзор методов физического лечения, основанных на определенных моментах понимания схизофрении на данном отрезке времени.

Крепелин вначале считал dementia praecox заболеванием обмена веществ, и последователи его пытались воздействовать на течение болезни, исходя из этого принципа. Эндокринная система тоже была теми воротами, через которые пытались влиять на заболевание. Схизофрения толковалась также как результат аутоинтоксикации со стороны кишечника. Делались попытки лечения схизофрении помимо медикаментозных препаратов также и средствами, вызывающими лихорадку. Как известно, все эти мероприятия не дали никаких положительных результатов.

Далее Майер-Гросс говорит о симптоматических процедурах и подчеркивает, что при тяжелых кататонических состояниях возбуждения единственным лекарством является скополамин. В таких случаях все механические мероприятия—укутывания, длительные ванны и т. д.—не могут привести к цели. Майер-Гросс подчеркивает, что лечение ступорозных состояний, связанных с отказом от пищи, обычно сводится к внимательному, хорошему уходу и в таком случае может дать ощутимые результаты. В заключение автор упоминает, что употребление обычных успокаивающих средств не влечет за собой каких-либо дурных последствий для свежего схизофреника в отношении интенсивности симптомов и течения болезни.

Вторая глава посвящается психотерапии. Признание dementiae praecoxis Крепелина и связанный с этим понятием неблагоприятный прогноз повели к тому, что в начале нашего столетия начал сказываться известный терапевтический скепсис в отношении старых схизофренических случаев: какой мол имеет смысл лечить органическое, ведущее к тупости страдание, отдаться этому больному, отдавать время и силы врачей и персонала для того напр., чтобы преодолеть негативизм, добиться маловажного повышения работоспособности. Врачи удовлетворялись тем, что пытались элиминировать больного из его обстановки, и ограничивались чисто симптоматическим лечением.

Майер-Гросс считает, что благодаря трудовой терапии стал в клиниках и больницах царить новый дух. При этом важной заслугой Зимона он считает не только то, что он практически ввел трудовую терапию как метод, но и то обстоятельство, что этот метод дал очень, много для теоретического понимания образования схизофренических симптомов, несмотря на то, что до сегодняшнего дня нет еще систематический обработки материала и очень многое делается еще чисто интуитивно.

Перенесение Блейлером фрейдовской теории неврозов на схизофреническую симптоматику естественно должно было отразиться и на терапевтических методах. Если болезненные проявления до сих пор рассматривались как бессистемные, то толкование их как символов, познание их содержания и связи их с прежними переживаниями побудили предпринять терапевтические меры, аналогичные психотерапии неврозов Блейлер отличал первичные органические, не поддающиеся влиянию симптомы от вторичных, более случайных, психогенных и таким образом показал направление, по которому пошли многие его последователи. Тщательное изучение схизофрении выяснило также, в какой степени даже у внешне тупых и слабоумных больных сохранялись аффективные движения и интеллектуальные возможности. Быть может одним из самых важных терапевтических результатов его независимого образа мышления во всех медицинских вопросах было понимание сомнительного влияния интернирования в больнице. В ранних стадиях схизофрении, так же как во время продромальных явлений и во время медленно протекающего начала и прежде всего по окончании бурных эпизодов болезни, помещение в больницу вело к плохим последствиям. Из этого положения следовало сделать соответствующие выводы. Правда к решающим результатам эта точка зрения не привела. Когерер совместно со Штранским пытался по возможности избежать интернирования. Он прежде всего выступает за приучение схизофреника к диссимуляции. Больной должен научиться скрывать свои симптомы от окружающих, те симптомы, о которых он открыто говорит с врачом. Того же добивается также и Клези, когда он советует при определенных формах схизофрении развить имеющуюся тенденцию к вытеснению трудом или изменением обстановки, места или профессии. Этот древний принцип, который, Целлер еще в 1804г. высказывал следующим образом: «Здоровое в больном необходимо возбуждать, больное—подавлять», Блейлер и Клези связывают с наличием определенных комплексов, которые они рассматривают как патогенные факторы по той причине, что они играют роль в содержании психоза. То, что Клези удается добиться подобным путем, достойно удивления. Но в какой степени при этом действенны психоаналитические точки зрения, является сомнительным. Психоаналитическая терапия могла конечно привести только к тяжелым разочарованиям, нашедшим свое отражение у самого Фрейда, который выразился в том смысле, что прямое применение ее при схизофрении является ошибкой (ein Kunstfehler).

Об отношении психоаналитической терапии к неврозоподобным свежим схизофрениям Шпеер очень метко говорит следующее: «Эта ясность построения все снова и снова обманывает нас, психотерапевтов, и мы приходим к заключению: теперь речь идет только о том, чтобы доказать нашу мудрость больному, и тогда он точно так же, как это имеет место при неврозах, наконец придет к пониманию своего состояния, соответствующим образом устроит себя—и он спасен. Это заключение однако является ложным».

Он описывает, как схизофреник ускользает от влияния врача и окружающей обстановки, как он совершенно иначе реагирует, чем невротик, как все успехи являются только временными или быстро преходящими. Шпеер в частности особенно предостерегает от психоанализа по той причине, что он только ускоряет процесс распада.

Также и Кречмеру известна эта опасность «взрыва кататонических глубинных механизмов» под непосредственным влиянием анализа, и он указывает на нее. Все попытки, носящие более или менее психоаналитический характер, оправдываются указанием на значительную психогенную компоненту схизофренической картины болезни.

Майер-Гросс подчеркивает, что по существу то, что делают Шпеер и Кречмер, сводится исключительно к достижению раппорта с врачом и к обращению инкапсулировавшегося больного к действительности. По этой по существу не индивидуальной схеме ориентированы почти все психотерапевтические устремления. Так напр. Клези предлагает использовать внезапный насильственный поворот от схизофренической установки, который иногда наступает непосредственно после острого сдвига. Он поддерживает эту тенденцию к вытеснению осмысленными и решительными врачебными назначениями внешнего порядка. Другое предложение Клези— подвергать толкованию определенные болезненные проявления, демонстративные стереотипии, негативизмы и т. п. по их смыслу, обесценивать их в их символическом действии и таким образом вырвать у больного его тайну —имеет снова некоторую аналитическую окраску. Но при этом самым существенным являются участие в этой тайне, выведение больного из замкнутости и достигаемый таким образом личный контакт.

Предпринимаемые Кречмером мероприятия для поддержания тенденции отщепления и дистанцировки по существу приводят к тому же знаменателю. »

Макс Мюллер изучил и проследил механизмы исцеления схизофреников. Раньше уже упоминалось о его работе.

Наконец и лечение длительным сном, введенное Клези, по существу является психическим методом. Большинство авторов единодушно в том, что решающим для успеха является использование раппорта, который создается непосредственно после сна. Если удается добиться такого раппорта, что впрочем достижимо далеко не в каждом случае и не всякому врачу, то можно получить некоторый эффект: некоторое исчезновение тяжелейших психотических проявлений, прививку к вытеснению, к овладению собой и к какой-нибудь полезной деятельности.

Тоже самое относится и к прорыву ступора эфирным опьянением (Клод, Шильдер), инъекциями кокаина (Бергер, Флек, Быховский) или веселящим газом (Задор).

Преходящего ослабления симптомов можно достичь почти всегда. Более длительного действия—только в определенных случаях, которые тогда и поддаются известной психотерапии.

Таким образом затронута важная проблема психотерапии схизофрении, которую Берце снова поставил в порядок дня в связи со своим разделением процесс-симптомов и дефект-симптомов.

Когда начинается «фасадный психоз» (Кречмер), на основании чего можно узнать, что процесс остановился и остается только его внешняя картина? Существует ли вообще такая фиксация? Кречмер поступает интуитивно, когда говорит, что у больного имеется смутное чувство: «психоз разрушил во мне так много, что не стоит пожалуй из остатков строить что-то новое». Он боится снова начать борьбу с жизнью на этом суженном базисе и бежит лучше в пустое укрытие своих вычурных автоматизмов. Такое предположение следует скорее рассматривать лишь как целесообразное указание пути мышления для практикующего врача, так как такому объяснению вряд ли поддается своеобразная готовность схизофреников к автоматизации.

Если бы на самом деле существовало строгое разграничение между процесс- и дефект-симптомами, как это полагает Берце, то нужно предположить, что когда-нибудь удалось бы установить время перехода, и тогда начинать терапию.

Но если с схизофреническими симптомами дело обстоит так же, как с известными экстрапирамидальными, несомненно органически обусловленными моторными аномалиями, т. е. что они принципиально могут быть подвергнуты влиянию и с психической стороны, то неправильно утверждение Зимона, что «то, что может быть устранено психическим лечением, не может быть обусловлено органически». Предложение Зимона—осторожно приступать к воспитательным опытам даже во время острого психоза, даже в состоянии возбуждения—является обоснованным без дальнейших слов. То, что эти старания сопровождаются длительным у спехом только начиная с определенного. момента, является быть может только вопросом количественной мощи симптомов, того объема, в каком процесс господствует над больной психикой. Но и это толкование несомненно только гипотетично. Наши знания несмотря на большую практическую значимость вопроса очень малы.

Таким образом становится понятным, что несмотря на схематическую однородность цели терапии (восстановление раппорта и обращение к действительности) значительную роль играют личная способность, таит и умелость терапевта. Нужно признать, что многое не поддается изучению, и сравнение результатов у отдельных врачей таким образом весьма затруднительно. Но все же важные перемены, происшедшие в связи о подобным психотерапевтическим пониманием схизофрении, дали значительные практические результаты. Из общения с схизофреником, его опроса и врачебного совета все больше и больше исчезает тон холодного превосходства, подписания так сказать смертного приговора, который стал привычным для многих старых психиатров. Схизофреника предоставляли его бредовым идеям, время от времени констатируя их наличие, иронически вызывая его на откровенность.

Исчезновение этого неврачебного отношения к схизофренику является немаловажной заслугой Зимона. Вез сомнения готовность и положительный прием, который встретили его принципы трудовой терапии, объясняются в первую очередь тем, что он последовательно преодолел нигилизм предшествующего периода психиатрического лечения больного.

Прежде всего следует подчеркнуть,—говорит Майер-Гросс,—что успехи его трудовой терапии в первую очередь были достигнуты у схизофреников. Совместная деятельность является для них адекватной, они оказываются способными к воспитанию своих жизненных привычек и поддаются влиянию в смысле выработки в себе известной ответственности и самостоятельности. Если иметь в виду, что при наших современных психопатологических знаниях мы все же мало можем говорить о собственно дефектах даже у старых схизофреников, то этим результатам мы не будем удивляться. Если согласиться с предположением, что и аутизм не является первичным симптомом, но является состоянием вторичного порядка, вызванным ситуацией и развивающимся из других аномалий, в первую очередь аффективного свойства, а затем также из нарушения мышления, из аномалий восприятия, первичных переживаний бреда и психомоторных нарушений, то таким образом можно объяснить действие общественности на схизофреника, подобно тому как старые больницы с их изоляторами и прочими атрибутами влекли за собой наоборот противоположные результаты.

Далее если вспомнить склонность к отщеплению в старых случаях, готовность к вытеснению их, то становится ясным, что ее можно использовать в терапевтическом смысле; с другой стороны, и тенденцию к автоматизму, фиксирующему некоторые симптомы, можно использовать для выработки у больного привычки к полезной деятельности. Именно это приспособление зимоновских методов воспитания к формальным особенностям схизофренически измененной психики при элиминации комплексов и болезненного содержания сделало трудовую терапию общим методом лечения схизофреников, в то время как все аналитические устремления, представленные цюрихской школой, только в самых единичных диференцированных случаях приводили к условным успехам. Только теперь больница выполняет задачу, которую ставил Блейлер, говоря о схизофрении, т. е. воспитание к социальному поведению, после чего возможно быстрее должна производиться выписка домой или в другие условия. Этому терапевтическому идеалу скорейшего возвращения в обычную жизнь препятствуют часто, даже тогда, когда препятствия социального порядка преодолимы, психические своеобразия кровных родных схизофреника. Ведь и они очень часто плохо приспособлены к реальным задачам существования, являются частично аффективно холодными и асоциальными, безразлично, идет ли при этом речь о так наз. латентных схизофрениках в смысле Блейлера или о схизоидных психопатах, которые обнаружены среди родственников многих схизофреников. В обоих случаях велика опасность, что эффект воспитания снова пропадет. Это обстоятельство должно оградить от схематического применения терапевтической выписки из больницы.

Переходя к профилактике, Майер-Гросс упоминает стремление к самоубийству у схизофреников, с которым необходимо бороться; высказывается за стерилизацию схизофреников в целях евгеники и заканчивает свою статью фразой, что индивидуальной профилактики схизофрении, не ориентированной на евгенику, не существует.